Эльдар Сафин - Алхимия

И к его удивлению, она действительно улыбнулась. Сглотнула слюну, во взгляде появилась осмысленность.

— Уберите ее… Уберите ее… — горячечно зашептала из угла старуха в дорогом платье, так скукожившаяся, что казалась до этого момента кучкой тряпья. — Она дьявол. Уберите ее!

— Убей меня, — ласковым, журчащим девичьим голоском сказала принцесса. — Ты же можешь?

— Могу, — согласился Шари. — Но не буду.

А в следующее мгновение принцесса, словно хищная кошка, единым движением протянулась от кровати и встала вплотную перед Шари и протянула ему непонятно откуда взявшийся нож.

— Убей меня. Я так не могу. Я была целой, я стала жалкой, мне всегда будет холодно.

Она говорила и говорила, и Шари слушал, а потом тряхнул головой и побежал обратно. Но на выходе его встретили регент с тем самым безучастным гвардейцем.

— Шесть самоубийств, люди сходят с ума, — сказал он. — Так продолжаться не может. Арапча ваш сдох. Граф Туардоз при смерти. Почему ты выжил?

Он толкнул Шари, затем подошел ближе и еще раз толкнул, и еще. Его лицо исказилось, он вынул шпагу и обязательно проткнул бы растерявшегося противника, но в последний момент его в плечо ударила родная дочь — била она раскрытой ладонью, от такого не покачнулся бы даже ребенок, но регента развернуло и вмяло в стену, а потом он упал, и из его рта пошла кровь.

— Бежим! — крикнул Шари, схватил Наулию за руку и рванул. Он не знал, куда ведет ее, не думал о том, что дворец регента знаком ей наверняка лучше, он просто бежал и бежал, пока не оказался во дворе.

Там на простой телеге лежал алхимик — мертвый и умиротворенный. А рядом с ним стояли два сундука, несколько сумок, книги. Шари не думая схватил одну из сумок и побежал. Через некоторое время его прошибла мысль, что он забыл там, во дворце Наулию, но когда обернулся, обнаружил, что до сих пор держит ее за руку.

— Нам надо бежать, — горячо сказал он.

— Конечно, — ответила она и бледно улыбнулась.

Следующие два дня почти полностью выпали из памяти Шари. Он где-то украл лошадь, одну на двоих, потом как-то разжился кошельком с несколькими серебряными монетами, сменил одежду и нашел застиранное до ветхости платье для Ули. К исходу второго дня, не понимая, что он делает и зачем, он вывел дочь регента к университету.

Выйдя по Ринскому тракту на опушку леса, откуда открывался великолепный вид на университетский городок, Шари обнаружил, что здесь идет настоящая война. Во всяком случае, университет ощетинился частоколом и опоясался рвом, а вокруг сновали крестьяне с вилами и заступами, жгли костры, пили, судя по запаху, перестоявший эль и громко ругались.

— Что случилось? — спросил он, дернув за рукав ближайшего крестьянина.

— Да колдунов жечь будем, стал-быть. Да пожарный один, да, косо на ведьму посмотрел, да, а она ему чирей, да, на жопу, да. И половое бессилие! Да. Мы к ним жечь их, да, а они наших шпажками своими, да! А еще солдаты вернулись, да, а работы им нет! Но солдаты крепкие скотины, да, а ведьмачий юнирситет мы пожжем, да! Если не сдохнем…

Про «сдохнем» — это на него так близость Наулии повлияла, от присутствия дочери регента люди начинали плакать, стенать, биться головой об стену, поэтому Шари старался нигде не задерживаться. Ему и самому было плохо, но он выдерживал это лучше других.

Посмотрев в указанном крестьянином направлении, Шари с удивлением обнаружил там группу пожарных, среди которых был и тот, который со старшиной курса отвел его неделю назад к декану. Герой этот действительно что-то рассказывал, а в конце мужественно сдернул штаны и продемонстрировал что-то слушавшей его публике. Судя по ахам и вздохам, чирей вылез на славу.

Шари двинулся к университету, обходя пожарного и его почитателей по большой дуге.

— Ты куда, друг? — крикнул ему какой-то мещанин во вполне приличной одежде. — Эти скоты могут выстрелить из лука или кинуть рыбий пузырь с мочой!

— Я уговорю их сдаться и покаяться! — крикнул Шари, убыстряя ход.

Последнюю сотню шагов они пробежали под угрожающие крики с обеих сторон.

— Да Шари это, Шари! Наш! — орал кто-то из студентов, и в итоге им кинули лестницу, чтобы перейти ров, и раздвинули колья. Колья, кстати, были заточены слишком тонко, чтобы сдержать по-настоящему разъяренную толпу.

— С бабой вернулся! — заорала на него Ражана, отвесив смачную пощечину. — Вот только попробуй сказать мне, что это твоя сестра!

— Я его дочь, — неожиданно сказала Уля.

— Приемная, — подтвердил Шари.

Они уже шли по усыпанным последними листьями аллеям университета.

— Вы не чувствуете, насколько жалки ваши оправдания? — поинтересовалась, успокаиваясь, Ражана.

— Жанни, ты же говорила, что чувствуешь ложь. Мол, язык для поэтов как штык для солдата, и подделку всегда отличить можешь, — устало сказал Шари. — Это моя названная дочь. В чем я вру?

— В том, что названная, — задумчиво ответила Ражана. — Бес с тобой! Иди в лекторий, к медикам, там ректор совет держит. Ты же солдат, может сможешь чем-нибудь помочь. А то одни предлагают бомбы из дерьма лепить, другие помощи от регента ждать, третьи сдаваться крестьянам, мол, всех не пережгут, кто-нибудь да выживет. Дочку оставь, я о ней позабочусь.

Шари оставил их и едва отошел на несколько шагов, как почувствовал себя гораздо лучше. Тяжелое напряжение, которое доводило до судорог, спало.

В лектории ректора не оказалось, зато сидели с несколькими бутылками вина двое деканов и пятеро профессоров, а также несколько студентов из вечных подпевал.

— О, Аршрарара… Шарарарара… Студент Лико! Вот ты-то нам и поможешь! — обрадовался ему в дымину пьяный декан философского факультета. — Регент же пришлет войска?

— Да не пришлет, — ответил за Шари сухой профессор и осушил стакан. — Сейчас же солдаты с войны вернулись, свои места отбирают у крестьян. Землю, на которой другие уже пахать привыкли, жен своих. Тех, кто деток их притеснял, за бороды таскают. Банды по всей стране из тех, кто от мира отвык и место свое потерял. Для регента осада университета как подарок на Рождество! Крестьяне ярость повыплескивают, потом пахать пойдут, счастливые, что их не всех повесили, а только каждого пятого.

— Морда солдатская, ты чего сюда явился? — отвел Шари в сторону один из заучек. Он и раньше пакостил Шари, распуская про него идиотские слухи.

— Я сапер, может, пригожусь.

— Вали к дьяволу, а то я тебя крестьянам сдам как колдуна, они тебя попытают, а потом сожгут немножко. Не будет штурма. У нас тут еды на три месяца, ров, частокол. Поорут, побегают, а холоднее станет — разойдутся по домам. Еда будет кончаться — разгоним первокуров, тех что потупее. Иди отсюда, не мозоль глаза профессуре.

Шари мог бы аккуратно приложить зазнайку, так, чтобы никто и не понял, почему он только что стоял, а теперь лежит. Но решил, что оно того не стоит — к тому же в словах его явно была немалая доля правды. Крестьяне не солдаты, и чтобы заставить их действовать, нужно что-то помощнее чирья на заднице.