Сергей Куц - Вор и убийца

Горцы сумели завладеть девятью лошадьми имперцев, остальные разбежались или пали. Двух кобыл, рыжую и серую, отдали для Брендона: между ними подвесили носилки для раненого. Семерых животных навьючили трофеями и остатками припасов, вынесенных с хутора, а также нехитрым скарбом лесника и его дочери, который те взяли с собой. Через круп крайнего в импровизированном караване жеребца горцы перекинули своего погибшего.

С рейтарским полковником, кстати, наметились проблемы: огсбургец вздумал проявить геройство. Он наотрез отказывался вставать и идти. Схватив за козлиную бородку, Губошлеп выкрикивал ему в лицо угрозы. Граф мычал от боли, и только. Со связанными за спиной руками, в шерстяном камзоле с порванным у плеча рукавом, безоружный, с непокрытой головой. Несломленный.

Пол посмотрел на Велдона, словно искал поддержки. Монах устало пожал плечами. Лесник обернулся к имперцу, физиономия горца исказилась злобой. Он дважды вмазал по лицу пленника, разбил тому губы. С бородки имперца потекла вязкая кровь, но взгляд, поднятый на лесника, по-прежнему был полон надменного презрения.

— Бросьте его на лошадь! — раздраженно велел своим людям Губошлеп, пнув в сердцах по ботфорту полковника.

— Погодите! — Махнув горцам рукой, Тейвил тяжелыми шагами направился к графу.

А я снова посмотрел на поля и пустую дорогу. Пока еще пустую! Времени на возню с имперцем не было!

— Имя! — что было мочи заорал Ричард, наклонив покрасневшее от натужного крика лицо к пленнику. — Имя! Как зовут? Имя назови! Имя!

Тейвил ревел не переставая, потом, схватив имперца за плечи, начал трясти, как тряпичную куклу. Рядом с рослым лейтенантом стоявший на коленях граф выглядел щуплым подростком.

— Имя!

Да что он делает, дьявол его побери! На кой Тейвилу имя этого графа!

— Имя! Назови! Имя!

Барон сжал шею пленника своей медвежьей лапой, перестал трясти другой рукой. Он что, задушить его собрался?!

— Имя!

В правой руке Тейвила появился нож, одно движение — и лейтенант срезал огсбургцу мочку левого уха. От неожиданной боли граф отчаянно взвыл! По его левой щеке потекли струйки крови.

— Имя!

— Генрих Георг фон Геринген! — сдавленно ответил имперец.

— Поднимайся!

Граф покорно встал на ноги.

— Сам пойдешь? — вдруг негромко и совершенно спокойно спросил Тейвил.

— Пойду, — промычал имперец, затравленно, снизу вверх смотря на барона. Ричард был выше его на голову.

Тейвил потерял интерес к имперцу. Подойдя к отступившему от пленника Андару, лейтенант произнес:

— Он пойдет. Развяжите ему руки и дайте какую-нибудь тряпку, пусть приложит к уху. Сегодня он не сбежит.

Глядя на барона с явной опаской, Губошлеп поспешно кивнул. Тейвил сломал волю человека всего за дюжину ударов сердца. По меньшей мере до захода солнца имперец рыпаться не вздумает.

— Вино осталось, купец? — криво ухмыльнувшись, спросил барон.

— Увы, кончилось.

Я не мог разглядеть или почувствовать, что сейчас пряталось за улыбкой Ричарда, но в голове крутился прозвучавший в брандской темнице вопрос Велдона о Палате тайных дел.

Скоро, теперь уже без промедлений, мы тронулись в путь. Небеса благоволили нам — имперцы так и не появились. Примерно в двух лигах от хутора свернули на лесную тропу и, наверное, уже с час месили сапогами жижу из грязи, талой воды и лесного мусора. Мокрый снег наполнял лес сыростью.

Лошади шли в голове длинной цепи отряда горцев, чтобы меньше вязнуть на раскисшей тропе. Большая часть людей ступала следом, в том числе и мы с Тейвилом. Немного знобило, поэтому потуже завязал на шее шарф и посильнее натянул черную шляпу, чудом не потерявшуюся в передрягах. Тейвил тоже утеплился, накинув на голову капюшон плаща. Погода неуютная, и мы кутались, чтобы не зябнуть. Эх, в хорошую бы таверну сейчас, к теплому очагу, подогретому вину и тарелке с горячим мясом!

Впереди брел пленный огсбургец, его отделяли от барона две горские спины. Инквизиторов, Пола и его дочки не было видно, вероятно, они в начале колоны. Хотя нет, вру, вон отец Томас. Стоит, положив левую ладонь на свой драгоценный дорожный ящичек, ждет кого-то.

— Я жду тебя, Гард, — произнес церковник, когда мы поравнялись.

— Святой отец, я в вашем распоряжении, — не слишком учтиво буркнул в ответ. Чего ему надо? Усталость начала брать верх. Если надо идти, то хотелось бы идти молча.

— Нужно поговорить наедине, это важно. Подождем, пока все пройдут. — В голосе Томаса Велдона звучало волнение или только показалось?

Отряд прошел мимо, мы остались в дюжине шагов от ступавших последними наемников в полосатых куртках. Прежде чем начать говорить, инквизитор глубоко вздохнул. Он определенно был не в своей тарелке.

— Я назвал ее Лилит. Дабы всегда помнить о грехе, коему поддался.

— Кого ее?

— Дочь Андара. Только… — Слова давались Велдону с явным трудом. — Она не его дочь. Она моя дочь!

— А Губошлеп? — выпалил я. Вот так поворот!

— Это долгая история. — Велдон смотрел куда-то мимо меня. — Он воспитывает Лилит как собственное дитя и любит ее как свою, но речь не о том.

— О чем же? И вообще, зачем мне все это знать? — Я отступил от монаха на один фут. Во что он собирается меня впутать?

— Она пострадала. Ей очень тяжело. — Опустив взгляд, отец Томас цепко схватил меня обеими руками за локоть. — Отомсти за нее! Отомсти! Убей его!

Инквизитор буквально молил о мести, я ощутил шкурой поток отчаяния, хлынувший от отца Томаса. В нем боролись два начала: ненависть и любовь Божьего слуги.

— Кого убить?

Я попытался вырвать руку из хватки инквизитора, однако тот держался за меня, как за последнюю надежду на спасение. Но Велдон толкал себя на еще один смертный грех и тянул меня за собой.

Я вор, а не убийца. Мне неоднократно предлагали выполнить работу убийцы, и каждый раз я отказывался. Меня пытались купить, мне угрожали, но я снова и снова повторял: я вор, а не убийца! Да, моя душа давно отягощена грехами, моей жизни сопутствовало множество смертей, я часто убивал. Но лишь в бою, только в схватках на темных улочках ночных городов. Я убивал, чтобы не убили меня.

— Кого убить? — Я переспросил, так как Томас Велдон не отвечал.

— Имперца. Пленника. Он позволил своим солдатам…

— Нет!

— Почему? — Инквизитор поднял глаза, его взор пылал.

— Я не убийца. Я вор.

— А это имеет значение?

— Имеет.

— Ты должен!

— Нет! И потом, почему не Губошлеп?

— Он не может пойти против остальных. Они рассчитывают на выкуп.

Пламя во взгляде Велдона вдруг погасло. Он развернулся и побрел по тропе за караваном. Обескураженный резкой переменой в настроении церковника, я смотрел на его понурую фигуру.

— Да, так будет лучше, — не оборачиваясь, произнес отец Томас.