Марина Бишоп - По воле тирана

- Я приду, - выдавила из себя королева и прошла мимо него к камину, делая вид, что чистка очага занимает ее больше, чем кусок пергамента

- Сделка состоится только в том случае, если будешь твердо стоять на ногах, не падая от внезапно накатившей сонливости, - прямо в ухо прошептал Рэндел, склонившийся над женой. Коутрин спиной ощутила его напряжение. Она не оглянулась на шалфейя.

- В полночь письмо поглотит огонь, - на выдохе пригрозил король, заправив смоляной локон за ухо супруги.

- Я не рабыня, меня не надо запугивать. Если ты считаешь, что от этого я буду дрожать в твоем присутствии, ты сделал неверный выбор. Корнем моего уважения не является страх, но тебе под силу это изменить.

С этими словами Коутрин выгребла глиняные черепки.

- За свою дерзость ты не получишь письмо сегодня, - промурлыкал Рэндел, явно нашедший их небольшую игру увлекательной. Так легко диктовать условия, когда один козырь бьет всю колоду.

- Я ожидаю, что ты покорно не откажешь мне в своем обществе и следующей ночью.

Коутрин чуть не застонала. Мало того, что она пообещала по доброй воле явиться в спальню супруга, так еще и две ночи подряд. Но королева не устояла от замечания:

- Твоя фантазия имеет довольно тугие границы.

- Три, - не скупясь отпарировал король.

Шалфейя развернулась, оказавшись с ним нос к носу.

-Это все? - облизнув губы, холодно осведомилась она, а ком непристойных слов, рвущихся наружу, заклокотал в груди.

Рано король обрадовался, она не собиралась отступать, и последнее слово так и осталось за ней. Он не мог позволить этому случиться, он и без того предоставил ей слишком много свободы. Но рассудок вовремя одернул его. Запугивать жену, конечно, не входило в его планы. Она верно заметила, что в его силах изменить направление их отношений, как в удобную ему сторону, так и превратить их совместное существование в темные галереи великанов.

- Увидимся за ужином.

Королева проводила его взглядом. Ей было тяжело притворяться, замораживаться перед ним, когда на самом деле он начал нравиться ей настолько, чтобы самовольно отказаться от зелий Афиры. Но как признаться в слабости. Ведь она дочь сокола - гордой и сильной духом расы. Наверное, кровь матери сделала ее податливой, словно воск при нагреве. А то, что Рэндел уже давно растопил лед между ними, было понятно даже чистильщику королевских птицеферм.

Коутрин склонила голову, чтобы скрыть тень улыбки от Афиры. Однако приятные воспоминания оборвались письмом, которое король вручил ей, как и обещал, после трех ночей проведенных с ним. В нем говорилось о смерти отца. Оно было написано не рукой ее матери и не брата. Почерк был ей незнаком. Но в известии не было сомнения, пергамент был скреплен королевской печатью, единственным обладателем, которой, вероятно, и стал Фалькор. Если бы не супруг, Коутрин вряд ли бы стойко приняла последующие события - в ту же ночь случился ее первый выкидыш.

Железный привкус крови появился во рту. Коутрин сделала еще глоток, чтобы прогнать его.

- А что если я никогда не смогу разрешиться наследником? Если кто- то из рабынь родит от него сына? Тогда он станет законным наследником, ведь на мне прервется линия.

Афира продолжила помешивать варево, выслушивая очередное тупиковое рассуждение.

- В истории шалфейев уже были случаи, когда правили две королевы, - ужаснулась Коутрин собственным словам, она ни за что не хотела пойти по стопам собственной матери, для которой наличие более одной жены было допустимо.

- Госпожа, вы только что говорили, что не собираетесь сдаваться, неужели мои настои вымывают из вас надежду?

- Твои настои замечательны. Я не могу поладить с собой.

Коутрин отодвинула чашу и встала. Внезапно в ее голове прозвучал отчетливый зов. Зов, который она давно не слышала.

- Я пойду, - как в тумане промолвила королева и покинула жилище знахарки.

Ноги несли в храм. В это время дня в белокаменном строении было пусто. Густым эхом отозвался призыв Бога.

- Великий повелитель мира, вознеси меня в святой сад, я нуждаюсь в тебе. Предстаю перед тобою, жду веления твоего войти. Прошу милосердия и благословения. Душа моя горит, изобилует горем. Открой мне ворота свои и выслушай.

Знакомый запах благовония затеребил ноздри, и Коутрин быстро провалилась в желанную, но неприятную темноту, где голос задал вопрос о желанном обличии. - Шалфей, - решительно отозвалась королева, увидев вокруг себя божественный сад с головами цветов, развернутых к ней. Они с интересом изучали гостью и затрепетали лепестками, перешептываясь друг с другом.

- Коутрин.

Красная ряса Кутаро заколыхалась на ленивом ветерке, когда он произнес ее имя; его дыхание стало причиной теплого дуновения. Материя несуразных крыльев разгладилась, как будто кто-то натянул ее между кольями.

Привычный страх, испытанный в первые мгновенья, быстро оставил ее, не успев вспахать борозду нагого ужаса. Она никогда не могла объяснить эмоций, испытываемых перед Кутаро, и все сильные ощущения быстро забывались, таяли в последующих разговорах.

-Я вижу, ты просила меня о встрече в саду с определенной целью?

Прежде чем ответить, Коутрин поблагодарила его за проявленное нисхождение и позволение стоять перед ним в священном саду. Кутаро удовлетворенно кивнул в ответ.

- Я пришла просить за себя.

- Прогуляешься со мной? - пригласил Кутаро.

Они пошли по бесконечной дороге в глубь сада. За ними последовал рой из золотых жуков. Коутрин была слишком возбуждена, ее лихорадило от внезапно подоспевшего решения своей проблемы, что она не обратила внимания на легкое жужжание издаваемых их тончайшими крылышками.

- Я исполнила твою волю. Я сохранила верность тебе и стала продолжательницей вероучения. Теперь я прошу о вознаграждении.

Она следовала за ним, смотря под ноги, смущаясь сказанных слов. Только бы они не прозвучали как требование.

- Ты пришла за знанием? Я обещал тебе открыть все сокровенные тайны моего существования на благо тех, кто верует.

Коутрин немного расслабилась. Значит, ее поведение не показалось ему дерзким.

- Я хочу пожертвовать знанием ради личной выгоды, - призналась шалфейя. Кажется, цветы замолчали, и Кутаро развернулся к ней. Оба замерли. В тени, где были скрыты его глаза, она увидела вспыхнувшую искру, отчего неосознанно отшатнулась. Искра гнева?

- Говори же, Коутрин. Я остановил звуки для тебя. Я хочу, чтобы ты слышала свою просьбу так, как слышу ее я.

- Я меняю откровение на ребенка, - твердо огласила Коутрин.

Звуки рассыпались вокруг них красочным фейерверком. На щеки шалфейи будто легка пыльца с розового куста.

- Да будет так, как ты просишь, - кивнул Кутаро. Он протянул к ней руку. Черные перстатицы почти коснулись ее плеча, когда Коутрин в благодарности упала на колени, не веря, с какой легкостью создатель мира переменил решение.