Сергей Чернов - Медианн №1, 2019

— Проваливай, недомерок! — вскочил Казимеж. — Тебе в жизни никто детей не даст.

— Погоди, — осадил сослуживца Любослав, — сколько заплатишь?

Карлик взмахнул рукой, и горсть золота рассыпалась по комнате. Стражники упали на колени и принялись собирать монеты под жуткий смех гостя. И в то же мгновение золото исчезло из туго набитых кисетов.

— В следующий раз не пропадет, — колдун поднялся с места, — но дети должны уйти со мной по доброй воле. И собственной, и родительской. Надумаете — зовите.

— Погоди. — Милош стыдливо смотрел себе под ноги. — Я отдам сына, но понадобится больше дня.

— Я спешу. Сегодня или никогда.

Стражники заспорили наперебой, но карлик растворился в воздухе, будто его и не было. Только пустая кружка эля и нетронутый кусок солонины остались на столе, напоминая о том, что все происходит взаправду.

Весь вечер мужчины спорили. Любослав детей не имел, а жена Милоша увезла мальчика в Шеол: по слухам, там правили людоеды, но даже они оказались милосерднее шоршеткалоков, ибо отцы города не бросили шеолян голодать. Оставался Казимеж — дома стражника ждали сын и дочка. После долгих уговоров он согласился продать девчонку: нагуляла ее жена, когда Казимеж к любовнице жить уходил. Но отдать сына стражник наотрез отказался.

По дороге домой Милош и Любослав последний раз попробовали уговорить сослуживца, но Казимеж был непреклонен. Друзья пожали руки, и решили дать карлику от ворот поворот. Когда Казимеж исчез в своей хибаре, Милош и Любослав позвали колдуна. Он выслушал их план, но детей против воли брать отказался. Стражники пообещали все уладить.

В дверь постучали. Казимеж открыл безо всякой опаски. Драться с великаном было опасно, но другого выхода не было. Милош ударил сослуживца камнем по лбу, и, пока великан непонимающе смотрел на товарища, Любослав схватил его сына. Казимеж, сдаваясь, поднял руки. Его жена закричала, но Милош повалил ее на землю и сжал руками шею: колдун сказал, что хватит согласия и одного из родителей. Казимеж молча наблюдал за расправой: сталь у горла мальчишки обездвиживала не хуже заклятий карлика.

Маленький сын Казимежа порывался помочь матери, и нож Любослава оставил несколько глубоких порезов на лбу мальчишки. Ребенок заплакал. Казимеж упал на колени и попросил забрать дочь, которая пряталась под кроватью.

Жаркие уговоры продолжались до тех пор, пока недовольный карлик не крикнул, что уходит. Тогда Любослав сломал мальчишке несколько пальцев и вновь порезал лоб. Карлик продолжать торопить стражников, и Милош поклялся, что либо они озолотятся, либо убьют ребенка.

Любослав раздраженно прокричал, что спрашивает согласия у Казимежа в последний раз. Великан опустил глаза и кивнул.

Милош вытащил девчонку из-под кровати. Зареванная малышка увидела труп матери: она была смышленой малой, прикинула — что к чему, да и согласилась на предложение карлика. Мальчик умолял отца не отдавать его, но тот был непреклонен.

Когда дети подошли к карлику, Казимеж схватил саблю и бросился, чтобы рубануть. Карлик улыбнулся, щелкнул пальцами и исчез, обнимая малышей. На стражников посыпалось золото; несчастный Казимеж заорал так, будто его режут.

Подобрав с пола монеты, Милош и Любослав подошли к товарищу. Они перевернули его на спину и ужаснулись: Казимеж выколол себе глаза. Ослепленный гигант не стал выслушивать их извинения и отказался брать золото. Любослав и Милош переглянулись, пожали плечами и убрались восвояси, все же оставив товарищу его долю. Они знали, что останутся безнаказанными: в голодный год искать пропавших детей никто не станет.

Спустя долгие недели отощалый и грязный Казимеж пришел к дому Любослава: он просил пищи и крова. Стражник согласился приглядывать за искалеченным товарищем, а тот сделался затворником. Так продолжалось долгие годы, и лишь на старости лет слепой и немощный Казимеж решил вдруг найти сына. О падчерице он никогда и не думал.

Но та не забывала его ни на минуту. Она помнила, как звала его отцом, и как мечтала, что он полюбит ее как родную. Она помнила, как получала тумаки, когда ее сводного брата нахваливали и кормили до отвала.

И пока друзья растрачивали золото, девчушка на другом конце света обучалась темной безумной волшбе. Каждый день, проваливаясь в сон, она клялась вернуться и отомстить каждому, кто превратил ее жизнь в бесконечные страдания и боль.

Спустя годы она уже не была человеком. Но все так же клялась, что вернется в Чизмеград.

Ее ненависти хватит на каждого, ибо никто не достоин прощения!

— Брехня! — закричал Балаж. — Откуда ты знаешь, что именно так оно и было?

— Я видел это, — прошептал великан. — Он показал.

Балаж закрыл лицо руками. Нет, отец бы его не отдал! А может… Нет, вранье! Вся эта история не укладывалась в голове: трое стражников нажили состояние, а батька даже не сказал, где спрятал свою долю?!

— Думаю, сестра огорчилась, что я первым помучил отца.

Балаж вздрогнул, услышав смех Якова. Но великан уже продолжал:

— Она стала колдуньей, а у меня таланта к волшбе не нашлось: разве что фокусы умею показывать. Меня сделали рабом, и я сбегал так часто, как мог. За это мне ломали пальцы, издевались, насиловали. Но вот я убежал. Правда, кто же знал, что она придет следом?

— Заткнись, — сквозь зубы прошипел Балаж. — Лучше скажи, чем я виноват? Я твоего отца и пальцем не трогал!

— А она чем виновата? А я чем виноват? — Яков пожал плечами. — Она знает, что ты должен был уйти с нами. Ты не мучился как мы, и она хочет, чтобы ты заплатил этот должок сполна…

Вскрик Балажа заглушил звук разлетевшегося вдребезги стекла: через окно в дом прыгнул первый из псов. Стражник взмахнул саблей, и разрубил голову собаки пополам.

— Ты говорил сестре сюда нет ходу! — закричал Балаж. Комната плыла перед глазами, голова кружилась. «Наверное, я потерял слишком много крови, — подумал он».

— Ей нельзя, а псам можно, — голос Якова звучал будто издалека. — Подслушивала, сука.

— Зачем?

— Чтоб ты знал, за что подохнешь.

— Шелудивым меня в болото не увести! — Балаж подошел к окну и осторожно высунулся на улицу и тут же понял, как сильно заблуждался.

Всю улицу заполнили разномастные псы; на улице стояла звенящая тишина, слышно было, как когти привороженных зверей отбивают дробь по брусчатке. Вдали послышались голоса знакомых стражников. Балаж позвал на помощь, но сослуживцы не отозвались.

— Никто не увидит, никто не поможет, — как заведенный бубнил Яков.

Десятки псов в едином порыве бросились к дому. Балаж ткнул саблей первую собаку, вторую, третью. Он уворачивался, бил, снова бил, но псов было слишком много.

Сабля выпала из ослабевшей руки стражника, животные повалили его на пол. Зубы вцепились в щеку, ноги, живот… Балаж шипел, рычал и извивался, чувствуя, как с каждой секундой жизнь покидает тело. Когда укусы неожиданно прекратились, он открыл глаза и подумал, что умер.