Рик Риордан - Темное пророчество

Талия засмеялась:

— Ладно, простите, но мне нужно пойти и проследить за своими охотницами, чтобы они не убили Литиерсиса.

Она ушла прочь.

— Кстати говоря, — Мэг указала на раненого сына Мидаса. — Зачем ты его сюда притащил?

Кукурузник не двигался. Он смотрел в стену, отвернувшись от толпы, будто предлагая воткнуть нож в спину. Даже через всю комнату чувствовались волны безнадёжности и сокрушённости, исходившие от него.

— Ты сама говорила, что любое живое существо заслуживает шанса расти.

— Хмм… Зёрна чиа не работают на злых императоров. И не пытаются убить твоих друзей.

Я осознал, что не вижу Персика:

— С твоим карпои всё в порядке?

— Всё нормально. Он исчез на некоторое время, — она неопределённо махнула рукой, обозначая волшебные земли, куда персиковые духи отправляются, когда не пожирают своих врагов и не кричат «ПЕРСИК!». — Ты правда доверяешь Литу?

Тон Мэг был жёстким, но её нижняя губа дрожала. Она вздёрнула подбородок, будто готовясь к удару — так же выглядел Литиерсис, когда император предал его; так же выглядела Деметра тысячелетия назад, когда стояла напротив трона Зевса, а ее голос выдавал боль и нежелание верить услышанному: «Ты действительно спустишь Аиду с рук похищение моей дочери Персефоны?»

Мэг спрашивала, доверял ли я Литиерсису, но её настоящий вопрос был куда глубже: могла ли она доверять кому-нибудь? Есть ли хоть кто-то в этом мире — семья, друг или Лестер, кто всегда прикроет её в случае чего?

— Дорогая Мэг. Я не могу быть уверен насчёт Литиерсиса, но думаю, что мы должны попробовать. Мы проигрываем только тогда, когда перестаём пробовать.

Она изучала мозоль на своём указательном пальце:

— Даже после того, как нас пытаются убить?

Я пожал плечами:

— Если бы я рвал все отношения с каждым, кто когда-либо пытался убить меня, то в совете Олимпийцев у меня бы не осталось ни одного союзника.

Она надулась:

— Семьи такие тупые.

— В этом я с тобой абсолютно согласен.

Джозефина оглянулась и увидела меня.

— Он здесь! — она подбежала ко мне, схватила за запястье и потянула к диван. — Мы же ждали! Почему так долго? Мы должны воспользоваться стулом!

Я прикусил язык.

Было бы неплохо услышать: «Спасибо, Аполлон, за освобождение всех этих людей! Спасибо за то, что вернул нашу дочь!» Она могла хотя бы украсить главный зал парочкой плакатов с надписью «АПОЛЛОН ЛУЧШЕ ВСЕХ» или предложить снять эту неудобную колодку с моей ноги.

— Вам не нужно было ждать меня, — недовольно ответил я.

— Конечно, нужно было. Каждый раз, когда мы пытались усадить Джорджи на трон, она начинала барахтаться и выкрикивать твоё имя.

Голова Джорджи качнулась в мою сторону:

— Аполлон! Смерть, смерть, смерть.

Я дёрнулся:

— Я очень хочу, чтобы она прекратила соединять эти два слова.

Эмми и Джозефина мягко подняли девочку и усадили на Трон Мнемозины. В этот раз Джорджи не сопротивлялась.

Заинтересованные охотницы и бывшие пленники собрались вокруг, хотя я заметил, что Мэг осталась в дальней части комнаты, подальше от Джорджины.

— Блокнот на стойке, — Эмми махнула в сторону кухни. — Захватите его кто-нибудь, пожалуйста.

Калипсо послушно сбегала в указанном направлении и вернулась с кухни с маленьким жёлтым блокнотом и ручкой.

Джорджи качнулась, и вдруг все её мышцы будто растаяли. Она бы рухнула со стула, но Эмми и Джозефина её поддержали.

Вдруг девочка резко выпрямилась и выдохнула, её глаза раскрылись — зрачки были размером с четвертак. Чёрный дым выплыл у неё изо рта. Отвратный запах — что-то вроде кипящего гудрона и тухлых яиц — заставил отпрянуть всех, кроме Сссссары, жадно принюхивавшейся к воздуху.

Джорджина склонила голову, и сквозь неровные пряди её каштановых волос заструился дым, словно она была автоматоном или блеммией с неисправной фальшивой головой.

— Отец! — её голос пронзил моё сердце.

Он был настолько острый и болезненный, что мне показалось, будто мой патронташ со скальпелями вдруг повернулся остриями к моему телу. Это был тот же голос, тот же крик, который я слышал тысячи лет назад, когда Трофоний в муке молил меня спасти Агамеда из обрушившегося воровского туннеля.

Рот Джорджины искривился в жестокой улыбке:

— Так ты всё-таки услышал мою молитву?

Она продолжала говорить голосом Трофония. Все в комнате смотрели на меня. Даже Агамед, у которого не было глаз, казалось, прожигал меня взглядом.

Эмми попыталась коснуться плеча дочери и отпрянула, будто кожа девочки была раскалённой.

— Аполлон, что это? — требовательно спросила она. — Это не пророчество. Такого никогда не случалось раньше…

— Ты отправил мою маленькую сестру выполнять твои поручения? — Джорджина стукнула себя в грудь. Её глаза, по-прежнему сосредоточенные на мне, были широкими и тёмными. — Ты ничем не лучше императора.

Мне казалось, у меня на груди стоял слон в полном боевом облачении. Маленькая сестра? Если он говорил буквально, то…

— Трофоний, — я едва мог говорить. — Я… Я не отправлял Джорджину. Она не моя…

— Завтра утром, — продолжил Трофоний. — Пещера будет доступна только при первых лучах солнца. Свершится пророчество — твоё или императорское. В любом случае тебе не спрятаться в твоём маленьком убежище. Приходи сам, приводи девчонку, твою хозяйку. Вместе вы войдёте в мою тайную пещеру.

Ужасный смех вырвался изо рта Джорджины:

— Возможно, вы оба выживете. Или разделите нашу с братом судьбу. Мне интересно, отец, кому будешь молиться ты?

И с последним клубом черноты Джорджина опрокинулась. Джозефина подхватила её, прежде чем та ударилась о пол.

Эмми поспешила на помощь. Вместе они вновь осторожно уложили Джорджи на диван, укрыв одеялом и подложив подушки.

Калипсо повернулась ко мне ко мне с пустым блокнотом в руке.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — начала она, — но это было не пророчество. Это послание для тебя.

От множества взглядов у меня зачесалось лицо. Ощущение было примерно таким же, как когда какая-нибудь греческая деревня обращалась к небесам, моля меня о дожде, а мне было как-то неловко объяснять, что это скорее по части Зевса, а не моей. Всё, что я мог предложить им, — это новую прилипчивую песню.

— Ты права, — сказал я, хотя мне было больно соглашаться с ней. — Трофоний не дал девочке пророчества… Он дал ей… записанное приветствие.

Эмми шагнула ко мне со сжатыми кулаками:

— Она исцелится? Когда пророчество изречено на Троне Памяти, проситель обычно приходит в норму в течение нескольких дней. Вернётся ли… — её голос сломался. — Вернётся ли Джорджи к нам?

Я хотел сказать «да». В древности процент оправившихся после посещения пещеры Трофония составлял около 75. И жрецы готовили этих просителей надлежащим образом, с соблюдением всех ритуалов, и пророчество изрекалось на троне сразу же после паломничества в пещеру кошмаров. Джорджина отправилась на поиски пещеры сама, почти или совсем не подготовленная. Она провела недели в плену темноты и безумия.