Виктор Рябинин - Жили-были

— А как же ты, сын мой? — возопил старый солдат, ничего не понимая в хитросплетениях любовных интриг.

— Я? — ещё громче возвысил голос молодой повеса. — Я всего лишь повремённая игрушка в руках баронессы в минуты её одиночества и мигрени, — и он горько заплакал, роняя слёзы на дорогой персидский ковёр.

— Всё пропало, Лёлик, — тихо сказала престарелая мать, неслышным шагом привидения вступившая в апартамент. Она невольно слышала расклад сил перед поединком, поэтому называя сына детским прозвищем, она как бы навеки врубала в память безгрешный образ своего малютки ещё до прощания с ним навеки.

Горевали по Альфонсу, как по отрезанному ломтю, всем поместьем до обеда, который прошёл без обычных шуток и кулинарных изысков. Да и какой аппетит при возможном ранении желудочно-кишечного тракта дуэлянта? Глава семейства даже по этому случаю припомнил анекдот времён турецкой кампании, когда слишком плотный завтрак помешал паше Курбаноглу отсидеться в обозе при лобовой атаке экспедиционного корпуса колониальных войск маршала Дювале под стенами крепости Арзамас. Турок так перегрузил чрево оливками, что бежал с поля боя в поисках отхожего места без оглядки, тем, собственно, и спасся от гибели, ко времени угодив в полон.

После скромного застолья дуэльная кавалькада из отца, сына, секунданта и лекаря тронулась в последний путь к Мёртвой пади. Дворовые девки и прочая челядь долго махали вослед мокрыми от слёз шарфами и утешали маменьку чем придётся.

Место предстоящего ристалища встретило дуэлянтов замогильной тишиной и болотным смрадом сгнившей органики. Не щебетали певчие птицы, не проносился под ногой юркий заяц, не плескался лещ в протоке, и лишь только старый филин утробно ухал в чахлом ивняке, предвещая чью-то скорую погибель.

Сводный брат баронессы был на месте и уже размечал барьеры в десяти шагах друг от друга. Его секундант, знакомый по кадетскому корпусу для одарённых детей граф Апраксиев, заполнял судебный протокол на случай неминуемой смерти одного из визави. Отец, суровый Жерар, сразу укрылся в чаще, дабы не путаться под ногами и не быть свидетелем гибели единокровного сына. Этот шаг был по достоинству оценен всем обществом, позволившим загодя проститься отцу с сыном. Далее тянуть кота за хвост не представлялось возможным, так как усилился ветер, сбивая мушку и не позволяя целиться в лоб.

— Сходитесь! — громовым голосом потревожил окрестности месье Букле, и противники двинулись навстречу друг другу, сжимая в руках холодную сталь оружия.

Зрители затаили дыхание, и, казалась, сама природа замерла в тревожном ожидании кровавой развязки. Ветер внезапно стих, деревья более не стелились долу, испуганные пернатые попрятались в своих гнёздах, и лишь только невозмутимый медицинский лекарь фон Друк раскладывал на чистой скатерти мази и притирания, растительные яды и спиртовые настойки, которые смогут облегчить страдания умирающего, а не то и двух при удачном дуплете.

— Стоять по местам, стволы в землю! — вдруг порвал окрестную тишину молодой властный голос.

Все статисты этой жизненной мизансцены замерли в неком испуге, а на поляну вылетела виновница сурового мужского торжества баронесса Оливия. Раннее вдовство ещё не наложило печать скорби на прекрасное чело женщины, но съехавшая набекрень шляпка и упавшая на высокую грудь вуаль уже говорили о допустимой небрежности к собственной особе во дни печали. Издали было заметно, что вдовица так поспешала, что презрев все светские приличия, почти летела в одних шёлковых чулочках и пеньюаре цвета беж. Противоборствующие же мужчины так и оставались в тупой нерешительности, убрав пальцы со спусковых крючков.

— Господа, — приблизившись на расстояние холостого выстрела, стала разряжать обстановку прекрасная баронесса:- Маркиз де Сват вовсе не покушался на мою честь, так как я его любила всем сердцем. И с вами, дон Оливьеро мы по-прежнему останемся добрыми друзьями. Но в силу сложившихся обстоятельств материального плана, я, по истечению траура, уйду под венец с префектом департамента а ля Сюр досточтимым мэтром Водевиллием. Порадуйтесь же вместе со мною, друзья мои, и в знак примирения пожмите друг другу ваши благородные руки, — и, смело подойдя вплотную к дуэлянтам, она склонила их головы к себе на пышную грудь, сокрытую строгим корсетом.

Немедля последовало примирение всех сторон, потому как никто из дуэлянтов, после такой встряски, в дальнейшем уже не намеривался обременять себя какой-либо чувственной привязанностью со столь экзальтированной особой. Тем более, что бедная Оливия вскоре заточила себя в монастырь Босых Кармелиток, ибо прижимистый до скупости барон Димитр Попеску-Гопо, находясь в здравом уме вплоть до кончины, наследства ветреной жёнушке не оставил, отписав всё состояние мадам Сиси де ля Вилюр, матери многочисленного потомства плодовитого румына.

Ночь цепко держала в своих объятиях сумеречных обитателей земли. Подслеповатый глаз луны нехотя следил за сонной жизнью дубрав и буераков, подолгу замирая над суходольными пажитями и луговыми поймами. Всё было тлен и тьма.

На лесной прогалине одиноко ютился серый волк со свалявшейся по бокам шерстью и одноголосо с протягом выл, задрав морду к ночному светилу. Луна была не полной и это, видимо, злило дикое животное, потому как беспощадный хищник временами переставал тянуть свою страшную песню и переходил на вульгарный собачий лай, роняя клочья серой пены из разверстой пасти прямо на когтистые лапы.

Ночным стенаниям лютого зверя вторила печальная неясыть на ближней осине, а порою утробно и в такт ухал филин из своего потаённого дупла в лесной чащобе. В ответ на эту вакханалию на ближнем погосте просыпались недовольные упыри и нетопыри, но поглядев на ущербную луну и прикинув, что их время ещё не наступило, вновь спешили под своды склепов и в мрачную тьму сырых могил. И лишь чёрный вепрь-секач не обращал внимания на ночные страхи, лакомясь желудями среди корней векового дуба, да в компании к нему, оголодавший ушастый русак безбоязненно поедал свою заячью капусту с другой стороны могучего дерева. А где-то вдали слышались неторопкие шаги заблудшего путника, которому уже было всё равно, где заканчивать свой жизненный путь.

Полнолуние наступало в пятницу тринадцатого, в самую русалочью по лунному календарю ночь месяца. Не всякий конник отважится без особой надобности проскакать такой порой по глухой лесной дороге, не говоря уже о пешем скитальце, застигнутом в это время на мрачном тракте колодников или на другой каторжной тропе. Ведь это самое разбойное время для лихой тати и всеядной нечисти, выползающей такою порой из своих убежищ ради добычи злата либо пропитания. Даже не всякий военный солдат отважится выйти без ружья в чисто поле в такую ночь, не говоря уже о заполошной бабе без царя в голове! Вряд ли позавидуешь и самой нечистой силе, погрязшей в междоусобицах, но вылезающей в такое неурочное время на свет божий ради променада и новостей. Возьми, к примеру, лешего, а не то кикимору. Никак не уживутся в одном сухостое, хотя в другую безлунную ночь не обходятся один без другого, вплоть до высиживания яйца в общем гнезде. А подними выше! Замахнись на оборотня либо вампира! Тут и вовсе смертный бой в полнолуние. До того не ладят промеж собой, что голова с плеч, как ни приставляй потом до новой полной луны, всё равно отвалится. Не мирится погань один с другим испокон потустороннего веку. Всё делят власть, не употребив и толику могутности на свершение добрых дел, хотя и понимают всю никчемность такой вражды. Ведь дневной человек боится до смерти того и другого одинаково. Поэтому и ходит даже на ночной выпас коней с серебряной пулей в ружьишке да с осиновым колом на плече. Авось, да и выстоит при нечаянной встрече с нечистой силой на узкой тропе!