Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Она произнесла всё на одном выдохе:

— Я попыталась вчера отравить клейменного. Подлила в его тарелку с едой целый флакончик скорпионьего яда, который купил по моему приказу Зел в трущобах. Я хотела убить мальчишку. Особенно после того, что он сделал на постоялом дворе. Он не имеет права жить. И… ты знаешь… Он не умер, хотя чуть ли не вылезал тарелку!

Но ведь это не то! Трусиха! Глупая, жалкая трусиха!

Хара сжалась, словно её сейчас начнут бить. Ощутила боль в указательном пальце и не сразу поняла — это она же другой рукой так сильно его сдавила! Сердце бешено бьется, как у загнанной лошади. Приходится буквально заставлять себя дышать.

Вдох. Выдох. Вдох.

— Ты об этом хотела поговорить? — спросил Дживат. — О клейменном? Знаешь, есть множество других способов лишить человека жизни — не только яд. Например, копье в бок. Или кислота в лицо. Или просто поджог повозки. В Оранеше, как и в Великом Карлаге, раб — всего лишь вещь. Ты вольна поступать с ним, как пожелаешь. И никто не будет тебя осуждать, поверь мне. К тому же учитывая обстоятельства…

— Забываешь, что клейменный — не человек. Он чувствует опасность. Помнишь, как я на постоялом дворе приказала убить его? Он среагировал невероятно быстро. Мне кажется, для него и клетка ерунда. Захочет — выберется в мгновение ока. Яды его не берут. Но мы не можем притащить его в храм! Я боюсь этого!

За закрытой дверью послышался мальчишеский смех, сопровождающийся громким топотом, будто по внутреннему двору бегает стадо бегемотов. Дети так быстро забыли бойню и теперь преспокойно предаются играм.

Хара поймала себя на мысли, что завидует им. Ей-то кошмары снятся каждую ночь. Да и неуютно, когда знаешь — там, на улице, в клетке сидит воплощение ужаса.

Погрузившись в размышления, Дживат поднялся, принялся ходить туда-сюда из одного угла комнаты в другой. Раздражающая привычка, появившиеся во время их путешествия по Великому Карлагу.

— Ты мог бы обратно сесть? — попросила Хара.

— Мне так легче думается. После лихорадки мысли все время не собрать в кучку.

— И о чем размышляешь, позволь поинтересоваться?

— Как нам спасти остатки отряда и избавиться от мальца.

Хара тяжело вздохнула и с удивлением для самой себя выпалила:

— У меня есть еще одна тайна. Раз уж сегодня вечер откровений, то, наверное, больше нет смысла скрывать: я не вижу лиц. Вообще. Я проклята. Уже пять месяцев. Не знаю, как это произошло и почему, но боги отвернулись от меня. Думаю, поэтому мы наткнулись на клейменного — одержимый как-то притянул меня к себе. Привел в нужный дом, заставил выбрать его, пожалеть.

— Тоже мне тайна.

Она опешила. Кубок застыл в её руках.

— Так ты догадался? — спросила. — Как давно?

— Еще дома, в храме. Ты стала странно себя вести. Когда общалась с кем-то, то долго всматривалась в лицо, твой взгляд становился расплывчатым, далеким, зрачки расширялись, будто ты лизала жабий живот. Сложно подобное не разглядеть. Но я делал вид, что ничего сверхъестественного не происходит. Поверь: все твои люди так поступали и поступают. Твоя тайна на самом деле не тайна.

Она едва не расхохоталась. Столько времени молчала, терпела, играла, страдала — и напрасно. Все давным-давно догадались. Кажется, она раздула проблему на пустом месте. Да уж, хороша!

Мир расплылся в ярких кляксах, по щеке скользнула горячая, жгущая слеза, повисла на подбородке.

— Я… Я… — Хара с трудом проглотила ком в горле. — Мне нужна помощь. Я больше не могу тянуть отряд! Пожалуйста, скажи, что не отвернешься. Не бросишь меня. Это очень важно. И тяжело. Я стольких людей погубила! Мне порой кажется, что мы вообще не вернемся домой. Никогда не увидим храм. Клейменный всех нас убьет!

Дживат встал в дверях, положил ладонь на бронзовую ручку. Чуть опустил голову — наверное, рассматривает пол или сандалии.

— Я помогу, — сказал он. — И никто от тебя не отвернется. Я, Зел, Армай и остальные готовы отдать собственные жизни, чтобы ты добралась до храма. Хара, пожалуйста, я не умею говорить красиво, подбирать нужные слова, поэтому скажу прямо: ты не одна. И не надо винить себя. Мы все в долгу перед тобой. И лучше настоятельницы я не видел.

Он открыл дверь и уже сделал шаг, когда Хара бросила ему вслед:

— Я должна рассказать детям правду.

— Что ты не видишь лица?

— Нет. Что я не торговка. А они больше не рабы.

— Мудрое решение, настоятельница.

И, затворив за собой дверь, ушел.

Она осталась в одиночестве.

На следующее утро она успела принять горячую ванну, позавтракать — вареные яйца, салат из яблок, апельсинов, бананов, стакан теплого парного молока — и посидеть в саду, когда из черной части города явился Зел. Взволнованный, он сообщил ей о том, как случайно столкнулся на рынке с Джайей и Ташем, разговорился с ними и решил привести в их дом.

При упоминании молодой матери и ее двенадцатилетнего сына Хара одновременно обрадовалась и огорчилась. Обрадовалась потому, что с их встречи прошло много времени, они не успели нормально попрощаться, да к тому же были из одной страны, а огорчилась — из-за неприятных воспоминаний, связанных с постоялым двором, черной лихорадкой и клейменным.

— Ты знаешь, где они поселились?

— Нет, госпожа.

— А зачем они в Шоргире?

— Не знаю.

— Они выглядят больными?

— Нет, госпожа, иначе я бы их сюда не привел.

— Куда они направляются?

— Это мне неизвестно.

— Боги! Ты что, молчал всю дорогу до виллы, как последний чурбан?!

Пока они шли во внутренний двор, Хара засыпала вопросами Зела, но вразумительных ответов от него не добилась. Нетерпение переполняло её, движения стали резкими — едва случайно не врезала локтем помощнику капитана, когда в очередной раз повернулась к нему.

Наконец, они пересекли сад и столовую, Хара, не рассчитав, так сильно распахнула двери, что те с грохотом ударились о стены.

От столь шумного появления стоящие во внутреннем дворе Джайя и Таш вздрогнули, повернули головы в её сторону.

— Я думала, мы больше никогда с вами не встретимся!

Мать почтительно склонила голову, коснулась указательным и средним пальцами медного обруча на лбу и сказала:

— Госпожа, нет большей радости, чем видеть вас в добром здравии! Пусть Великий Баамон и дальше благоволит вам! Да не познает сей дом голода, смерти и хвори.

— Ты перепутала: это должна говорить я, а не ты!

Хара расхохоталась и, наплевав на условности, крепко обняла Джайю, затем Таша.

С их последней встречи они выглядят куда здоровее: стоят уверенно, кожу покрывает ровный бронзовый загар, их спины больше не сгибает лихорадка. Статные, пышущие силой. В движениях матери появились грация, аристократическая уверенность; ее сын пополнел, округлился.