Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Новый капитан спросил есть ли у них вши или другие паразиты, не срут ли кровью и не страдают поносом. Получив удовлетворяющие его ответы и скептически оглядев Толстяка, он сказал, чтобы они занимали пустующий шатер, так как остальные еще не готовы впускать к себе бывших заключенных. А после растворился в ночном лагере.

Больше не в силах держаться Хен повалился на землю. От усталости его желудок крутило и выворачивало. Чьи-то крепкие руки подхватили его и понесли в черную глубину шатра. Тут же в ноздри ударил отвратительный смрад мочи и мокрой овчины.

Но как только он оказался на циновке, сон черной холодной волной сомкнулся над ним…

Тренировки под командованием Черного затянули их с головой. Каждый день напоминал предыдущий: ранний подъем, построение на импровизированном плацу перед городскими стенами, отрабатывание техник ведения боя мечом и копьем, выматывающие броски через открытое поле под проливным дождем из стрел.

Страшная рутина, которая заканчивалась каждый вечер новыми мертвецами.

Иногда Хену, Мирту и Лысому приказывали помогать складывать тела — синие, искореженные, затоптанные, скрюченные — в пустые повозки. Никто и слова резкого не говорил. Просто молча брели выполнять поручения.

Постепенно, несмотря на всю суровость происходящего, Хен подмечал, как он и остальные его братья , крепли, выглядели здоровее на сытной солдатской пище. Даже Толстяк шел на поправку и вскоре должен был покинуть шатер.

И никто из них не забыл про обещание, данное в лачуге заключенных.

Они мечтали отомстить гушарху.

Вскоре шанс представился…

Ночь выдалась теплой, спокойной и шумной.

Хорошая ночь.

Впервые за долгое время солдатам и новобранцам разрешили отпраздновать начало месяца священных тогеров. Вино, невесть как припрятанное в столь непростыхусловиях, полилось рекой — верные псы Черного смотрели на это сквозь пальцы. Шумные группки мужчин бродят от шатра к шатру, приветствуют друг друга, пьют из кожаных бурдюков и рассказывают истории. Крутятся на вертелах сочащиеся жиром тушки кроликов и кабанчиков. Устремляются к небесам клубы черного дыма.

Хен, притворяясь пьяным и чуть пошатываясь, шагает в сторону городских ворот.

Мирт, Рыжий, Лысый, Звон и Толстяк остались возле их небольшого шатра и медленно посасывают по очереди бутылку с горьким пойлом — играют свои роли. Если вдруг кто-нибудь спросит, «где же тот доходяга с ослиными глазами» — то есть где ошивается Хен, — то ребята ответят, что он где-то валяется пьяным.

Но шанс подобного поворота невелик. Вряд ли кому-то есть хоть какое-то дело до незнакомого долговязого паренька.

Когда показались последние шатры, как бы стеной закрывающие военный лагерь, стали всё чаще появляться воины из отряда Черного — они в отличие от новобранцев напивались в зловещей тишине и бросали на нежданного гостя хмурые взгляды. Но не тормозили Хена.

Несколько мужчин, воровато озираясь, быстрым шагом направлялись к городским стенам — посетить бордель, главную ценность Мореша. Сегодня можно всё! Гуляй, рванина! И чем этот чернявый паренек хуже остальных? Пусть проветрится, весело проведет время с молодухой, отдающейся за бронзовую монетку.

Впрочем, Хен действительно направляется в бордель.

Только после того, как тени распахнутых ворот спрятали его в своих объятиях, он тяжело выдохнул и коснулся груди, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

По всем раскладам его не должны были тронуть, но всякое случается — уж ему ли не знать.

Нервно рассмеявшись, он сделал несколько шагов в сторону закрытых торговых рядов и поднял лицо к небу. Солнце-око давно спряталось за горизонтом, сейчас властвуют миллионы колючих звезд — поблескивающие зубы Великого Баамона.

Еще раз оглядевшись и никого не обнаружив, Хен двинулся вперед.

После заката город, как во все остальные дни, не вымер, наоборот кипит и бурлит. Да, большая часть лавок закрылась, однако тут и там толпы ночных гуляк громко горланят песни, задорно пылают расставленные через каждые десять шагов факелы. Из открытых окон домов доносится веселый женский смех и стук глиняных кружек.

Хен, лавируя среди людей, растягивает губы в широкой улыбке, морщится, когда в глазах попадают яркие блики от золотых, серебряных и бронзовых обручей. Он не учел, как сильно меняется город ночью — многие переулки выглядели незнакомыми.

Ориентироваться удавалось лишь по вывескам и деревянным указателям.

Мореш для него открылся с новой, совершенно неизведанной стороны. Несколько раз Хен упирался в тупик, едва слышно выплевывал проклятия и возвращался к нужным перекресткам. Справа должны были выситься массивные деревянные дома богачей, однако вокруг стояли лишь хлипкие двухэтажные бараки! Получается, дорога вывела егоне туда? Но такого быть не может!

В какой-то момент Хен плюнул на всё, подошел к трем незнакомцам, попивающим из костяных бутылей вино, и спросил, где поблизости бордель. Ничуть не смутившись вопроса, один из них, пьяно качаясь из стороны в сторону, махнул рукой в направлении высокого здания с золотистым флагом на фасаде — идти надо туда, пока не упрешься в перекресток, а там направо, всего несколько шагов, и вот ты на месте.

Поблагодарив за помощь, Хен поспешил.

Возможно, дело в разыгравшемся воображении, но в воздухе запахло пряностями — смеси абрикосов, яблок и еще чего-то нежного, непередаваемого. Листва шуршит на легком приятном ветру, оставляет во рту сладкий привкус.

Бордель — величественный и огромный — возник из-за каштановых деревьев. Его мраморные стены с искусными горельефами полуголых красавиц смотрятся нелепо с прижимающимися к ним хлипкими деревянными домишками.

Богатство среди бедности.

Этому зданию не меньше ста лет, его строили еще в те времена, когда и прапрадед Хена пачкал пеленки карапузом. Мореш в этом плане удивляет: здесь не много каменных сооружений, в основном местные предпочитают дерево, так как в округе густой дубовый лес, однако нет-нет да и наткнешься на подобный пережиток прошлого.

Входные двустворчатые двери широко распахнуты, сладострастные женские стоны, доносящиеся из раскрытых окон, и распаляющие похоть горельефы на каменных стенах маняще призывают войти.

Хен, напоминая себе, зачем он сюда явился, вошел.

От густого сладкого воздуха сперло грудь и заломило в висках. Тут же выступил пот; рубаха противно прилипла к коже.

Длинный каменный коридор вывел в просторный зал, залитый алым от сотен миниатюрных светильников в красных бумажных абажурах. На многочисленных скамьях с подлокотниками сидят пышногрудые девицы, чьи пикантные формы не способны скрыть прозрачные вуали. Озорно поглядывают на расхаживающих мужчин; некоторые из них направляются вместе со своими новыми господинами в закрытые уединенные каморки.