Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

— Уверен, что тебе нужны ответы, любопытный? На твоем бы месте я думал о другом. Например, о том, как сохранить себе шкуру. Ведь завтра жрецы соберут заключенных на плацу и казнят. Сначала выберут десятерых и отрубят на глазах всей огромной армии им головы. Или же растянут на дыбах. Или выжгут коленным железом грудную клетку. Или вспорют спину и сделают из лопаток крылья — вариантов масса. Важно, чтобы выглядело это зрелищно и пугающе. — Он помассировал указательными пальцами виски. — Оставшимся пятерым заключенным, любопытный, дадут хлебные шарики, пять из которых обмочены в скорпионьем яде. Разумеется, жрецы станут вещать о том, что один из шариков неотравленный, пусть боги решают судьбу счастливчика, бла-бла-бла. На самом деле умрут все.

Хен кивнул. Внутри борются два противоречивых чувства: первое кричит в страхе, умоляет придумать выход и спастись любой ценой, второе же радо скорому окончанию.

— Но не беспокойся, любопытный, — сказал Вор. — Ты спасся и прожил еще мно-о-ого лет.

— Что?

— Говорю: мы с ребятами тебя спасем. Нравишься ты мне.

Больше не проронив ни слова, Вор направился в лагерь, оставив Болтуна в замешательстве.

Их повозки выкатили еще до того, как прозвучал первый колокол.

Плац расчистили, и всё приготовили к предстоящему священному обряду: выставили истуканов, воткнули шесты с масками тогеров, через равные расстояния зажгли по кругу небольшие костры, положили деревянный настил и растянули шатер для царя и эвпатридов. Заключенным дали ведро воды и чарку — напиться и смыть грязь. Хен лишь обмочил подмышки и наскоро протер кисти.

Он крутил головой, пытаясь запомнить каждую деталь: как молились на коленях цаплеголовые, широко раскинув руки и утопая в алом свете восходящего солнца, как из лагеря пришли палачи, как поднимался колечками сизый дым из расставленных тут и там курительниц. Через некоторое время к нему подошел худой жрец, просунул через прутья решетки цепи с большими и тяжелым кольцами, надел их на кисти Хена. Остальных заключенных тоже сковали — никто не сопротивлялся, не умолял освободиться, не пытался вырваться. Все покорно приняли свою судьбу.

Вскоре зазвенели походные колокола, предвещая начало нового дня. Даже с плаца было слышно, как оживал лагерь: из шатров вылезали сонные воины, кто-то лениво потягивался, кто-то первым делом пил воду из фляги, кто-то опорожнял мочевой пузырь на пепельную траву.

Когда на плац потянулись солдаты, Хен успел выхлебать жиденький суп из побитой глиняной тарелки, переброситься парой ничего не значащих фраз со стариком-заключенным, от скуки поскрести ногтем прут решетки, получить нагоняй от худого цаплеголового и пробасить похабную песню.

Воины выстраивались в ровные шеренги. По всей видимости, им приказали надеть доспехи, а потому приходилось жмуриться от отбрасывающих солнечных зайчиковкирас, бронзовых наплечников и шлемов. Шогрий-пехотинцы стояли плечом к плечу с туноларами и джиаристами. Тунархи выделялись яркими алыми плащами. Людские потоки стекались с разных концов лагеря. Ветераны, новобранцы — всем предстояло присутствовать на казни. Хен под взглядами сотен тысяч — или миллионов? — воинов ощущал себя абсолютно голым и жалким. Собственно, так оно и было: его борода скаталась сосульками, кожу пятнали разводы грязи, в спутанных волосах бегали вши, на груди тянулись длинные царапины.

Больше не солдат.

Он взглядом попытался отыскать своих — Мирта, Рыжего, Звона, Толстяка, Вырви Глаза, Лысого и Вора, — однако никого не нашел. Возможно, они сейчас стоят где-то в задних рядах.

Ноздри щекочет едкий, тяжелый, сшибающий дух запах пота и запах чудовищного страха. Паника нарастает, точно приливная волна. Уши закладывает от звона доспехов и грохота строящихся шеренг.

Вскоре появился царь в сопровождении своей огромной свиты — эвпатриды щеголяют надраенными до блеска доспехами, переливаются драгоценные камни на ножнах и эфесах полуторных мечей, на золотых масках выражения скорби — уголки рельефных губ опущены, на щеках застыли слезы. Вся эта толпа во главе с богочеловеком встала под тенью шатра. Магов нигде не видно.

Дурной ли знак?

На плац вышел тот худой старик, что рассказывал про Даарн и Соотепа много дней назад. Его лицо скрывает плотный накинутый капюшон. Сегодня обошлось без показухи: кровь не стекает на песок с кистей, не скрежещут шипованные наплечники. На жреце обычный серый хитон и длинный плащ, украшенный вычурной вышивкой святых иероглифов.

Несколько раз оглядев огромную армию и дождавшись полной тишины, старик начал вещать:

— Сегодня мрачный день, ибо на этом самом месте уготованы страшные кары вашим братьям, солдаты! Скверна лежит на всех нас, — он ударил себя в грудь кулаком. — В том числе и на мне! Мы позволили нашим душам оскверниться, мы поддались влиянию демонов бездны, мы забыли отцов! Сегодня наши сердца наполнятся скорбью, сегодня мы все пройдем очищающий обряд, сегодня мы откажемся от части себя, дабы исполнить священную волю! Братья умрут не напрасно — они освободят нас! Склоните головы, солдаты! Ибо Великий Баамон пристально следит за вами…

Жрец не умолкает ни на миг, но Хен перестал его слушать — от волнения всего трясет. Сердце бьется с бешеной скоростью, отдаваясь дробью ударов в груди и в висках. Горло засаднило. Взгляд прыгает с одной детали на другую: вот пятно бурой грязи на настиле его повозки, вот торчат из деревянных балок занозы, вот белеют следы чьих-то ногтей и зубов на черных прутьях.

Заключенные ссутулились, будто уменьшились, стали походить на несчастных детей. Кто-то из них захныкал, принялся умолять о пощаде.

Жрец, меж тем, продолжает речь:

— …Боги немилосердны! Они не люди! Каждый наш проступок влечет за собой страшную кару там, в пугающих чертогах богини смерти! Там убийц и насильников детей превращают в живой раствор, в кирпичи, что становятся частью крепостей и домов! И поверьте — несчастные испытывают невероятную, нечеловеческую боль! Там ворам отрубают руки и опускают в чан с кипящей кровью! Каждый должен пройти путь очищения прежде, чем стать частью плаща душ Сеетры!

Повозки расставлены широким полукругом у большого деревянного помоста, наспех сколоченного вчера утром. Конструкция кажется хлипкой, неустойчивой, однако жрец уверенно расхаживает из конца в конец, изредка указывая худыми пальцами, на заключенных. Остальные священнослужители стоят возле повозок. Внизу помоста выстроились палачи. Прижимают к груди полуторные мечи. На головы накинуты широкие капюшоны.

— Но не стоит бояться смерти! — выкрикнул жрец, взмахнув руками. — Ибо загробная жизнь несет с собой не только боль и страдания, но и прощение. Она освобождает от земных, тяжелых оков! Вам больше не будут страшны голод, жажда, холод или жара, вы не станете переживать о своих близких — о них позаботятся боги! Пусть плоть сгниет! Отриньте её! Сердце и кровь не нужны там — в чертогах богини Сеетры! Дух вечен, его нам стоит оберегать от демонов! Солдаты, я здесь, чтобы явить вам величие нашего создателя, Баамона Освобождающего, Баамона-Не-Из-Костей, Баамона Сущего!