Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Ну что ж…

Выбора нет.

Хен проглотил шарик. На вкус — хлеб как хлеб, разве только горчит больше обычного. Два раза пожевал — и ничего. Остальные заключенные мотают обеспокоенно головами. Жрецы уставились на них, выжидают, даже старик в капюшоне заткнулся, повернулся в их сторону.

Повисла абсолютная, всеобъемлющая тишина. Армия замерла, царь и эвпатриды поднялись с резных кресел. Трепещут флаги, раскачивается из стороны в сторону пепельная трава под порывами ветра. Где-то далеко жалобно ржут лошади. Парень справа от Хена закашлялся, коснулся пальцами горла. Его лицо приобрело синеватый оттенок, на щеках выступили черные вены. Из носа брызнула кровь, потекла струйками по лицу, шее, пачкая и без того грязный хитон. Но кашель не смолк, наоборот усилился, стал надсаднее и болезненнее. Парень согнулся пополам, страшно затрясся.

Остальных заключенных постигла та же участь — кроме Хена. Они посинели на глазах и, корчась, повалились на настил. Кашель, переходящий в бульканье, разорвалтишину. Вот сидящий бородач расправил плечи и вскинул голову, распахивая рот. И тут же из него полился фонтан крови с черными сгустками, глаза вылезли из орбит. Вот солдат, напоминающий огненной шевелюрой Рыжего, растянулся на полу из-за того, что его горло лопнуло от напора мерзкой жижи.

Хен замер не в силах пошевелиться и вздохнуть. Его замутило, к горлу подкатил комок. Но Болтун сдержался и не выблевал содержимое желудка. В голове закрутилась лишь одна мысль: он сейчас начнет выкашливать внутренности, яд распространится по сосудам и венам, сжигая на своем пути мозг и сердце, смерть близка, близка, близка!

И он даже ощутил резь в районе солнечного сплетения и частые покалывания в затылке. Однако солдаты затихли, валяются в лужах сероватой мерзости сломанными куклами, уставились почерневшими глазами на настил, а он по-прежнему стоит на ногах — целый и невредимый. Мгновения сменяют друг друга, армия продолжает наблюдать, жрецы сжимают обеими руками поблескивающие в утреннем свете кинжалы с волнистыми клинками.

Старик в капюшоне сделал два шага к Хену, его худая ладонь с шишковатыми пальцами легла на плечо. Длинные тонкие губы — такие широкие, точно у лягушки, тянутся от уха до уха — разлепились:

— Боги сделали выбор, солдаты! Они пощадили одного и одарили своей невероятной силой! Отныне это не просто человек из плоти и крови, но осененный особым знаком! Вы сами только что видели, как слабые телом и духом умерли в страшных мучениях! Теперь их душам там, в посмертии, ничего не грозит, а у нас есть божественный посланник — инвирь !

Он продолжает и продолжает говорить, звуки слепляются в слова, те — в вязь предложений, однако Хен перестал слушать. Взор выцепил среди солдат Вора — тот улыбается.

Болтун едва не расхохотался в ответ.

— Освети этот амулет, — попросил белобрысый паренек и протянул костяной кругляш на толстой волосяной нитке.

— Я тебе что, сраный колдун?

— Но инвирь не может отказать…

— Пошел в жопу!

Бедняга вздрогнул как от пощечины, сжался. Плечи поникли, руки опустились.

— Ладно, ладно! Давай его сюда, — буркнул Хен и выдернул амулет. — В общем, насылаю на эту фиговину божественную благодать, силу Ифоотры, Сеетры и прочую срань! Теперь её обладатель не будет знать ран, начнет испражняться золотыми слитками, а стояк у него станет железный — любая баба прыгнет в постель! — Он фыркнул и сплюнул под ноги. — В общем, держи амулет и вали! Дай мне спокойно пожрать!

Парень часто-часто закивал и, прижимая к груди костяной кругляш, двинулся в сторону своих шатров.

— Это уже который по счету? — спросил Мирт, подлив в догорающий костер масла.

— Не знаю. Наверное, сотый или тысячный. Как они мне надоели!

На ночном небе уже загорелась фиолетовая Шуктха — звезда, предвещающая скорый рассвет, — а он, Мирт и Вор еще не ложились. Казалось бы, в такое время никто не станет приставать с просьбами осветить, благословить или помолиться, однако покоя нет — то дозорный подойдет, то старый дежурный пристанет с пустыми разговорами.

Хен сплюнул под ноги, уставился на пляшущее пламя костра.

— Радуйся, что землю топчешь, — заметил бывший капитан и отхлебнул из бурдюка разбавленное вино. — Поди там, на плацу, с жизнью попрощался. Честно говоря, я бы на твоем месте не только выпрашивал пощады и сопли на кулак наматывал, но и в штаны бы нагадил. Тот старый жрец — настоящее воплощение ужаса, бу-э-э! А ты молодцом стоял — испуганный, но гордый. О тебе уже байки пошли по лагерю.

— Угу.

— Ты у нас теперь символ живой удачи! Подожди, еще эвпатриды скоро явятся и на колени упадут! Начнут умолять одарить их святой благодатью!

— Это вряд ли.

Они хохотнули.

Хен как бы невзначай посмотрел на Вора. Тот взор не отвел, глядит с некоторым вызовом и неизменной улыбкой. В глазах пляшут искорки от костра, плечи широко расправлены, локоть упирается в колено. На шее висит такой же костяной амулет, который недавно приносил паренек-смотрящий, — словно в насмешку. В ногах лежит меч в ножнах.

— Похоже, боги действительно любят меня, — сказал Болтун.

— Или — священнослужители, — не без издевки заметил Вор. — Может, всё, что случилось с тобой, деталь огромного плана?

За моим чудесным «спасением» наверняка стоит твоя магия. Уж не знаю, сказать ли тебе спасибо или проклясть. Интересно, как улучил момент и околдовал старого жреца? Как убедил его дать мне неотравленный хлебный шарик? Опять создал сияющий иероглиф, как тогда с Черным? Или нет? Впрочем, неважно.

Хен в который раз прокрутил в голове события прошедших восьми дней, до сих пор не веря в случившееся.

Тогда на помосте у него вдруг подкосились ноги, и он рухнул под болтовню священнослужителей. Едва не потерял сознание, всё было как в тумане. Чьи-то руки — наверное, цаплеголовых — подхватили его и куда-то потащили. Мысли перемешались, отчего-то казалось, будто ведут затем, чтобы перерезать горло на глазах тысяч и тысяч людей. Он начал вырываться, его отпустили. Говорили о свободе. После того, как сняли цепи и те со звоном грохнулись под ноги, он все-таки потерял сознание. Очнулся уже в своем шатре в окружении ребят — Мирта, Вора, Рыжего, Лысого и остальных. Они эти семь дней возились с ним — кормили, поили, давая возможность восстановиться.

Он-то им ничем не мог отплатить за доброту, наоборот даже мешал, когда к вечеру им, уставшим после долгих тренировок, приходилось терпеть незваных гостей и паломников.

— Ты чего такой грустный? — спросил Мирт.

— Нет, всё хорошо. Просто задумался.

— Необычно, наверное, стать героем баек, — заметил Вор. — На шкуре своей, сказать так, ощутить всю гамму чувств. Новые ветки для костра историй, любопытный.