Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Наверное, это куда веселее, чем пасти овец или сеять пшеницу, – буркнул я.

– Пшеницу! – С неизмеримым презрением фыркнул за моей спиной один из разбойников. – Пшеница скорее взойдёт на вашей голове, чем в этих горах. Здесь рожь или овёс едва ли вырастет. И так нехорошо, и этак плохо...

Девушка кивнула с грустным лицом.

– Так оно и есть. А даже если вырастет, волнуйся, мужик, всё это время, чтобы дождь не зарядил на несколько недель, чтобы град не выбил всё, чтобы иней не выморозил, а в другой год чтобы солнце не сожгло дотла, – она глубоко вздохнула. – Красивы наши горы, но жить в них тяжело... У нас ещё, по правде говоря, не так плохо. И, сдаётся мне, Божественное Провидение следит за нами лучше, чем где-либо ещё.

– Да, жить в горах тяжело, но и без них никак, – с такой же печалью добавил тот же разбойник, что и раньше.

– И я подумала, что если наши горы так прекрасны, а города грязны, вонючи и переполнены, то, может, когда-нибудь люди из городов захотят приезжать к нам в гости. Не по торговым делам, а чтобы дышать полной грудью...

– ...чтобы нашими видами насладиться...

– ...чтобы наших блюд поесть и нашей горилки попить...

– ...чтобы по нашим горам летом ходить, а зимой по снегу скользить, с самих вершин и аж до границы деревень.

Ого, видно, прекрасная госпожа заразила товарищей своими идеями. Я, конечно, не отказывал в разумности её рассуждениям, потому что идея доходов, всеми способами вытягиваемых коренным населением из эксплуатации паломников, не была чем-то новым. Город, который имел знаменитую чудесами могилу какого-то святого, мог процветать только благодаря посещениям гостей, щедро оплачивающих проживание и питание. Но что должно было привлечь людей в Херцель или близлежащие деревни? Красивые виды и свежий воздух? Смехотворно! Кому бы захотелось предпринимать долгое путешествие, чтобы несколько дней поглазеть на горы? Кто бы заботился о том, дышит ли он выбросами большого города или свежим горным воздухом, чтобы тратить время и деньги на путешествие? Или, может быть, кто-то приедет сюда, потому что захочет съесть твёрдые, как камешки, горские сырки? Или привезти из путешествия грубые свитера из острой, словно чертополох, шерсти? Хорошая шутка! Может быть ещё, все местные переоделись бы в медведей и ревели для развлечения гостей, и играли бы им свои простые, примитивные мелодии на своих кое-как склеенных скрипочках? Может, они станут продавать какие-нибудь статуэтки, вырезанные из коры или дерева, или миниатюрные топоры, чупаги, как их здесь называли. О, я уже вижу толпы сбегающихся отовсюду гостей... Смехотворно, говорю я вам, любезные мои.

Из-за туч выглянул покрытый лисьей шапкой круглый щит луны. В неожиданном свете вся окрестность предстала перед моими глазами словно днём.

– Это ваш дом? – Удивлённо спросил я.

Моё изумление не было необоснованным, ибо я ожидал крытую соломой хату или домик, а увидел перед собой что-то наподобие довольно представительной усадьбы. Здание было окружено ухоженным огородом и садом ровно растущих яблонь, груш и слив. Деревья были увешаны плодами настолько густо, что ветви чуть не обрывались под их тяжестью. Как видно, сетования по поводу неплодородности здешних земель и бедствий, которые их преследуют, были сильно преувеличены. По крайней мере, этот сад и этот огород были великолепны. Рядом с усадьбой стояли ещё несколько деревянных строений, одно из которых, как я предполагал, было баней, поскольку из-за слегка приоткрытых дверей клубился пар.

– Видишь, Роберт, яблочки уже созрели, – сказала девушка, протягивая руку. – Возьмёшь парней, и в два счёта справитесь. Выкладывайте корзины соломой, ровно укладывайте и только будьте осторожны, – погрозила она ему пальцем, – чтобы яблоки не побили. Когда закончите, можете взять две корзины на здоровье.

– Как скажешь, матушка. – Разбойнику, несмотря на его искреннее желание, не удалось выказать энтузиазм.

– Я ничего тебе не скажу, Роберт. – Она явно расстроилась. – Если вы не хотите мне помочь, вы ничего не должны...

– Матушка, дорогая, мы хотим, очень хотим! – Воскликнул он. – Не бойся ничего, помни! Мы сделаем всё, что ты захочешь, не потому, что ты просишь, а потому, что мы так тебя любим!

– Роберт, мой дорогой! – Она обняла разбойника и поцеловала в лоб. – Я всегда знала, что ты хороший парень. Ну, приступайте к работе, а ты пришли мне Маленького Яся, мне нужно с ним поговорить.

Он явно забеспокоился.

– Только не будь с ним слишком сурова, матушка, – попросил он страдальческим тоном.

– А я когда-нибудь была с кем-то сурова? – Она покачала головой с явным сожалением. – Не бойся за своего Ясика. Всё хорошо закончится.

По выражению лица разбойника я видел, что он имел другое мнение на этот счёт. Но, видимо, он предпочёл оставить его при себе, потому что он развернулся на пятке и исчез во тьме. Потом мы услышали, как всё более сердито и нетерпеливо он призывает товарища.

– Идёмте, господин. – Она взяла меня за руку. – Ужин должен быть готов. Я вижу, что уже приготовили баню, так что, если хотите...

– Мечтаю о бане! – Искренне воскликнул я, ибо мысль о горячей воде после нескольких дней поездки была более чем приятна.

– Может, даже найдётся кто-то, кто вас хорошенько попарит. – Она лучезарно улыбнулась, и я не сомневался, кого она имеет в виду.

– Это никогда не повредит утомлённому страннику. – Я ответил улыбкой.

Мы вошли сначала в сени, а потом в большую светлую комнату. Полы в ней были застелены коврами, узорчатые ковры висели и на стенах. У меня нет намётанного глаза в оценивании материальных благ и определении стоимости предметов, но эти ковры казались дорогими.

– Вам нравятся ванны, господин? Я знала доктора, который говорил, что вода – это смерть. И что христианам достаточно единственной ванны в жизни – крещения.

Я рассмеялся, поскольку я и сам сталкивался с подобными теориями, и, насколько я знал, они вовсе не были редкостью. Ну, впрочем, достаточно было на улицах любого города понюхать сограждан, чтобы убедиться, что забота о гигиене не является занятием, которому они посвящали бы чрезмерно много времени и внимания. Конечно, не все жители нашей Империи были вонючками, одетыми в никогда не стиранные лохмотья, изобилующие всеми видами паразитов. Наряду со старыми теориями, гласящими, что чистое тело должно затмить грязь души, я уже слышал новые, утверждающие, что чистая душа может жить только в чистом теле. И, хотя обе концепции я считал бессмысленными, но из практических соображений, безусловно, предпочитал вторую. Впрочем, у меня не было чрезмерных требований. Я лишь желал, чтобы мои соседи не смердели, словно вымазанные падалью, и я бы почувствовал разницу между раздеванием девушки и заплывом по сточной канаве. Вот такие скромные желания...