Максим Бондарчук - Научиться любить [СИ]

— Убей ее, Шахгар! Не дай опозорить весь наш род и наш клан! Сделай это, сын! Избавь нас от нее!

Все разом замолчали, ожидая ответа от Шахгара. Выждав несколько мгновений, он окинул взглядом соплеменников и твердо сказал: «Нет».

Варгунг взорвался проклятиями. В него будто вселился злой дух и полностью овладел им.

— Ты ничего не знаешь, что произошло в пустыне… — произнес Шахгар, но отец не слышал его. Ему было достаточно того, что сын отказал ему. Собственному отцу, который вырастил его, воспитал и приготовил к трону и власти!

Орки закричали вместе с Варгунтом. Шум и гам воцарились в лагере, на который постепенно опускалась вечерняя прохлада. Шахгар молчал. Он сказал все, что хотел. Несмотря на то, что внутри него все кипело из-за поступка отца, хотя нутро его горело ненавистью к тому, как поступил отец, отправив убийцу по их следу, он был готов ждать столько сколько понадобиться, чтобы довести начатое дело до логического завершения.

— Значит, не убьешь ее? — вновь спросил Варгунг, сверкнув налитыми кровью глазами.

— Нет. Она спасла меня. Только благодаря ей я могу стоять сейчас перед тобой и всем лагерем, во всеуслышание говоря ту правду, которую ты скрыл.

— Я никому никогда не врал! — огрызнулся старый вождь. — Я всегда преследовал только цели всего клана и ни за что на свете не взял бы на себя позор свадьбы с человеческой женщиной. Я дам тебе последний шанс, сын, избавить нашу семью от позора. Убей ее и тогда мы вновь сможем обнять друг друга.

Но Шахгар стоял на своем. Варгунг не услышал заветных слов и в отчаянье проклял его, отрекнувшись от него.

Все произошло очень быстро. Лагерь взревел от недовольства. Всего лишь один шаг отделял это место от превращения в единую братскую могилу. Кто-то был за, кто-то был против, но не было никого, кто остался бы равнодушен ко всему происходящему.

— В таком случае, — едва сдерживая гнев, заговорил Шахгар, — раз родственные связи нас больше не связывают, решим проблему по закону, как когда-то делали это наши предки. Сразимся! И пусть топор решит, кто из нас прав.

В это мгновение шум прекратился. Все замолчали и посмотрели на них.

— Ты уже стар и слаб, Варгунг, можешь заменить себя любым, кто готов встать на твою защиту. Я буду там, — Шахгар указал на круг, внутри которого стояла статуя Барруку и где принимались самые важные решения в лагере. Достав из-за пояса топор, он развернулся и прошел в самый центр. Встал у статуи бога войны, готовый встретить противника.

Вождь медлил. Он явно был не готов к такому повороту и не знал, что делать. Несколько диких орков, узнавших о поединке, вызвались встать в круг вместо старого вождя, но тот лишь отмахнулся. Еще никогда он не отступал перед судьбой и сейчас не был готов сделать шаг назад. И хоть силы были неравны и все понимали, что этот бой будет для Варгунга последним, никто не посмел ему перечить, отдавая дань уважения его возрасту. Варгунг поднял посох. Поставив его возле входа в собственный шатер, поднял в руки боевой топор. Тяжесть сразу почувствовалась. Молодость ушла, но опыт бесчисленных битв прошлого все еще давал о себе знать.

Все замерли.

Воины отступили в сторону. Когда вождь вошел в круг, лязг боевых топоров остался последним звуком, который слышался в воздухе еще некоторое время. Битва была похожа на муку. Отец дрался неистово, вкладывая в удары все силы, что еще находились в его руках. Однако возраст и опыт были ничто по сравнению с молодостью и силой, которой дышал могучий воин Шахгар. Варнунг сделал замах, выпрямил руки и с криком набросился на сына… Последнее, что он услышал — это был звон металла, который впился в его тело, разрывая, точно голодный зверь.

Орки ахнули. Варнунг немного отступил, затем наклонился и с грохотом упал на землю прямо у статуи замахнувшегося в ударе Баррука.

Шахгар подошел к отцу. Немного приподнял его слабеющее тело и посмотрел в гаснувшие глаза.

— И хоть ты отрекся от сына, Варгунг, для меня ты всегда был, есть и будешь отцом.

Старейшина попытался что-то сказать, но силы его покинули. Глаза закрылись. Жизнь старого орка закончилась окончательно. Слов не было. Не было и криков с проклятиями. Все было решено по старому орочьему обычаю и власть, державшаяся все это время в руках Варгунга, теперь законно перешла к его сыну Шахгару.

Никто не перечил, никто не сопротивлялся. Ворота лагеря открылись в ту же минуту и Шахгар, не глядя ни на кого, направился вперед, в то место, где сейчас стояла Лориэль. Она увидела его взгляд и все сразу поняла.

Когда Гирм нашел короля, его группа только-только вернулась с работ. Пятьдесят людей-рабов вернулась с тяжелых работ в предусмотренный для них, как для скота, загон. В том у каждого имелся свой небольшой домик. Люди были изнеможенные и грязные. Походили на загнанных зверей, в глазах которых стояли страх и покорность. Трой был среди них. К собственному удивлению бывший гвардеец короля Гирм не сразу его и узнал. От былого лоска, власти и выправки не осталось и следа. Трой сильно похудел, его щеки впали. Он держал в трясущихся руках кирку и вот-вот был готов упасть от бессилия.

Орки заперли ворота. Рабочий день подошел к концу. Перед Гирмом предстала задача попасть в загон и поговорить с бывшим королем.

Орки встретили его у входа. Главный из них, тот, что был крупнее и одет в теплую погоду в медвежью шкуру, подозрительно уставился на незваного гостя, выставив перед ним свое длинное копье.

— Чего тебе надо? — грозно спросил он.

— Мне нужно увидеть Троя.

— Проваливай отсюда! — крикнул второй орк-охранник. — У нас указание никого к нему не подпускать.

— Я здесь по воле Малика, сына Горла. Знаешь такого?

Орки переглянулись между собой. После того, как Шахгар покинул Тройтийские долины, Горл и его сыновья стали негласными правителями в его отсутствие, поэтому эти слова возымели эффект.

— Брешешь! Ведь знаю, что брешешь!

Но Гирм стоял на своем. Ему даже пришлось рассказать о своем прошлом разговоре с Горлом и о том, что тот хочет поговорить с человеческим королем. Охрана заколебалась. С одной стороны у них был четкий приказа никого и не под каким предлогом не пускать к Трою, но с другой… Горл был известен жестким нравом, порой граничащим с безумством. Если слова Гирма окажутся, то за неповиновение всех орков будет ждать суровое наказание.

— Что ты хотел ему сказать? Я могу передать твои слова, — спросил главный из охраны орков, поглядывая по сторонам.

— Это невозможно, — гвардеец покачал головой, — только с глазу на глаз или я сейчас же вернусь к Малику и передам ему все, что здесь произошло, а он в свою очередь расскажет своему отцу. Представляешь, что тогда будет?