Гэв Торп - Время Легенд: История Раскола

— Мы держим пленение Морати в тайне, чтобы ее последователи не сделали попытки напасть, чтобы спасти ее, — продолжал маг. — С небольшой охраной Малекит сопровождает свою мать в Тор Анрок, чтобы предстать перед судом Короля-Феникса. Учитывая недовольство многих против нее, Малекит пригласил каждое королевство послать одного представителя ко двору Бел Шанаара, чтобы узнать о решении Короля-Феникса. Поезжайте быстро.

Изображение дрогнуло и исчезло, оставив слабое свечение на мгновение внутри кристалла, прежде чем оно также исчезло. Каледриан зажал его в кулак.

— Малекит приглашает нас в Тор Анрок? — Тиринор заговорил первым, скептически повышая тон голоса. — Он действует, как если бы он был Королем-Фениксом, а не Бел Шанаар.

— Малекит должен ответить на те же обвинения, — сказал Дориен. — Его пренебрежение своим королевством в течение пятидесяти лет принесло страдания многим.

— Я поеду, — сказал Имрик.

— Ты предлагаешь? — сказал Каледриан, не в силах скрыть свое удивление. — Ты предполагал, что я спрошу.

— Ты да, — сказал Имрик, вздыхая от неизбежного. — Отрицай это.

Каледриан на мгновение смутился и затем кивнул.

— Я не могу, — сказал он. — Малекит попросит о помиловании своей матери. Ты должен обеспечить, чтобы Морати его не получила.

— Сделаю, — сказал Имрик. — На ее руках кровь.

Дворец в Тор Анроке продолжил расширяться даже за короткое время с последнего посещения Имрика. Без сомнения, с помощью даров благодарных князей, Бел Шанаар щедро украсил его залы. Плиты пола были инкрустированы белым золотом, и не менее шестисот гобеленов покрывали стены зала выше скамей, каждый из них изображал сцену в Ултуане и землях по всему миру. Это раздражало Имрика, узнающего многие из своих собственных завоеваний, развешанные во дворце эльфа, который не поднял меча, чтобы претендовать на изображенные места. С серебряных цепей, свисающих с потолка, зал освещали дюжины светильников гномьей работы, каждый неуловимо отличающегося оттенка бледно-желтого.

Бел Шанаар сидел на своем троне, в присутствии Батинаира, Элодира, Финудела и Чарилла из Крейса. Невидимо, но поблизости, Тириол был готов противостоять любым чарам, которые могла наложить Морати. Князья из других королевств отказались приезжать, боясь, что, несмотря на предосторожности Бел Шанаара, королева Нагарита тем не менее совершит какое-то последнее злонамерение раньше, чем предстанет перед правосудием. Имрик стоял рядом с другими князьями, ожидая появления Малекита. Не было ни разговоры, ни зрителей на скамьях.

Каледорец чувствовал тревогу остальных, но даже его мрачные предчувствия не доходили до того, чтобы полагать в этом некую уловку обмануть их. За прошлые десятилетия у Морати было достаточно возможностей увидеть Короля-Феникса, если она планировала какое-либо физическое преступное намерение по отношению к нему.

Двери открылись, и все уставились в холл. Малекит вошел большими шагами, все еще одетый в золотые доспехи, закрывая фигуру, одетую в черное, следующую на шаг позади.

— Мой король и князья, — сказал правитель наггароти. — Сегодня знаменательное событие, поскольку я поклялся, что представлю перед вами ведьму-королеву Нагарита, мою мать, Морати.

Морати сбросила свой плащ и встала перед своими судьями. Она была одета в струящееся синее платье, в ее волосы были вплетены яркие сапфиры, ее веки были подкрашены голубыми тенями. Она каждым дюймом производила впечатление побежденной королевы, удрученной, но не раскаявшейся.

— Вы стоите перед нами, обвиняемая в разжигании войны против правления Короля-Феникса и королевств князей Ултуана, — сказал Бел Шанаар.

— Это не я начала атаковать границы Нагарита, — спокойно ответила Морати. Ее взгляд поочередно встретился с глазами князей. Имрик наблюдал за остальными: Батинаир встретил ее взгляд холодно, Элодир вздрогнул, в то время как Финудел и Чарилл отвели взгляд от неловкости. Имрик смотрел в ответ, не пытаясь скрыть свое отвращение. — Это не наггароти искали сражения с другими королевствами.

— Ты изображаешь из себя жертву? — засмеялся Финудел. — Перед нами?

— Ни один правитель Нагарита не является жертвой, — ответила Морати.

— Ты отрицаешь, что культы неумеренности и роскоши, которые губят наше королевство, обязаны тебе своей верностью? — сказал Бел Шанаар.

— Они обязаны своей верностью Китарай, — сказала Морати. — Ты не можешь обвинить меня в существовании культов, как не можешь осудить себя за то, что присвоил мантию избранника Азуриана.

— Ты, по крайней мере, признаешься, что замышляла измену? — сказал Элодир. — Разве ты не плела интриги против моего отца и пыталась повредить ему?

— Занимаемое мной положение не выше, чем Короля-Феникс, — сказала Морати, ее глаза остановились на Бел Шанааре. — Я высказала свое мнение на Первом Совете, а другие предпочли проигнорировать мою мудрость. Я верна Ултуану и процветанию и силе его народа. Я не меняю своего мнения по прихоти, и мои претензии не ослабли.

— Она гадюка, — прорычал Имрик, у которого ее показная невинность вызывала отвращение. — Ее нельзя оставлять в живых.

Морати презрительно засмеялась, эхо угрожающе отражалось вокруг зала.

— Кто хочет стать известным как эльф, который убил королеву Аэнариона? — сказала провидица. — Кто из могущественных князей, собравшихся здесь, достоин такой чести?

— Я, — сказал Имрик, его рука блуждала по серебряной рукояти Латраина на его поясе.

— Я не могу смириться с этим, — сказал Малекит, выступая, чтобы защитить свою мать.

Имрик напрягся, но руку не убрал. Он пристально наблюдал за Малекитом, опасаясь насилия.

— Ты поклялся мне в этом самом зале, что будешь готов к такому концу, — сказал Бел Шанаар. — Сейчас ты изменяешь своей клятве?

— Не больше, чем я изменяю своей клятве, что проявлю милосердие ко всем, кто об этом попросит, — сказал Малекит. — Моя мать не должна умереть. Ее кровь не послужит никакой цели, кроме как утолить жажду мести каледорца.

— Это справедливость, а не месть, — сказал Имрик. Он вспомнил рассказ Каратриля о массовом самоубийстве культа Аэлтерина. — Кровь за кровь.

— Живая она представляет угрозу, — сказал Финудел. — Ей нельзя доверять.

— Я не могу это решить, — сказал Малекит, обращаясь к князьям. Затем он обратил взор на Короля-Феникса. — Я не буду это решать. Пусть решает Бел Шанаар. Воля Короля-Феникса сильнее, чем клятва князя. Слово сына Аэнариона ничто, или у князей Ултуана еще достаточно благородства, чтобы проявить сострадание и прощение?

Бел Шанаар одарил Малекита мрачным взглядом, зная, что все, что случилось здесь, будет передаваться как открыто, так и по секрету людям Ултуана. Имрик считал, что позволить Морати жить будет слабостью, но он сохранял молчание. Он высказал свое мнение по этому вопросу, но решение лежало на Короле-Фениксе.