Ефим Гаер - Спрятанные во времени

— Валим отсюда на хрен! — повернулся Илья к Нехитрову, вынимая трясущейся рукой отглаженный Варенькой носовой платок. Галстук он сорвал и брезгливо бросил под стол.

Нехитров же, сволочь этакая, расплывшись масленичным блином, лыбился как ни в чем не бывало, цепляя лук из розетки, и никуда, похоже, не собирался, а даже наоборот — разлил под край из графинчика, приглашая глазами занять место.

— Ты что, ошалел?! — не вытерпел Илья. Внутри него все кипело.

— Да ладно, не переживай, — отмахнулся вилкой Нехитров. — Место надежное, ничего бы не было в любом случае — тут ребята умеют успокоить залетных. А ты молодцом! Крут. Прими поздравления.

— Иди нахрен, Боря! Что за цирк?

— Ну уж, цирк! Так… Зашли два урода, отхватили и пошли дальше. Диалектика бытия. Не переживай, правда. Приезжие какие-то, хрен бы с ними. Здесь вообще чужие редко бывают. Ты не смотри, что выглядит как сортир — место хорошее. Стефана Пална в «Астории» служила, готовит — мм-м! — Нехитров поцеловал щепоть. — Цапнем корейку «а-ля Орлофф», водочки по двести — и на боковую. Не пожалеешь, верь моему слову! Чин-чин! Выпей, выпей, Илья… Василий!

В секунду подскочил половой, от которого по спине бежали мурашки. Илья невольно посмотрел на его руки: нет ли в них кистеня. Кистеня не было. И руки, что похвально, были чистыми, с аккуратно обрезанными ногтями.

— Так, Вась, клади в память: нам ухи горшок, корейку сделай два раза, еще белых, ржаного и бакинских помидоров с маслицем в стол. Мокрое полотенце принеси чемпиону, — он кивнул он Илью, потиравшему разбитый кулак.

— С нашим удовольствием, — на стол опустилась тарелка языка с хреном. — От заведения. Тихон Сергеевич сказал кланяться, — пояснил Василий и скрылся за шторой, той самой, из-за которой являлся бородатый грум, так смутивший Илью.

Прошло какое-то время. Посидели. И славно, скажу я вам, посидели! Место, как обещал Нехитров, было хоть и подозрительным на все сто, но кухня в нем была бесподобна, прислуга обходительна и быстра, а посуда чиста слезой. Таинственная Стефана Пална, наплевавшая на «Асторию» повариха, творила кулинарные чудеса, и Тихон Сергеевич вслед за языками не забыл про второй графинчик. Веселый урка, исполнив неопознанную сюиту, заткнулся, что очень радовало, занявшись сельдью под шубой. В общем, не местечко — отрада и парадиз.

— Прав ты! Тысячу раз прав: надо уметь жить — и жить! То есть подтверждать теорию практикой, — разглагольствовал выпивший Нехитров, толкая Илью в плечо.

— Угу, — соглашался тот, глядя осоловело на стакан с ледяным нарзаном, в котором прыгали пузырьки.

— И, ка-анешно, приносить пользу обществу! Как без этого? — кивал в соленья Нехитров.

— А ты знаешь, кстати, сколько бьется яйца при транспортировке? — оседлал он ни с того, ни с сего любимого своего конька. — До, вдумайся только, двенадцати процентов от массы! Это где дороги плохие, в Москве поменьше, конечно. Но, поскольку дороги у нас в основном дерьмо… Вот и прикинь теперь, сколько по стране не доезжает яйца. И не только яйца! Вот, — он схватил бутылку, — нарзана тоже будь здоров бьется. Но… пф! Нельзя объять необъятное. Сохраним яйца — сохраним и все остальное.

Илья и на это кивнул согласно, приняв холодную рюмку. Что было дальше, он помнил смутно.

В залу от входной двери вел широкий коридор с гардеробной. Второй — домовый, узкий и скупо освещенный — вел в кухню, подсобки и дальше на задний двор. Кажется, по нему он и шел зачем-то. Там из пара и темноты вынырнуло лицо монголоида, невероятно огромного и свирепого. Грудь будто сходу натолкнулась на стену, дыхание перебило. Илья потерял сознание.

Когда он очнулся, то увидел искру, затем еще, и не сразу понял, что смотрит на ряд фонарей из-под Патриаршего моста — на изогнутый рожок острова, где дети — жертвы пороков взрослых 180 180 «Дети — жертвы пороков взрослых» — скульптурная композиция М.М.Шемякина, расположенная на Болотной площади Москвы. , еще просто гуляют, без назиданий гражданина Шемякина, которому б самому…

Илья попробовал шевельнуться, из чего не вышло ни йоты толку — тело стягивали тонкие упругие струны, больно врезавшиеся в кожу. Мышцы словно стали чужими. Городские огни плясали перед глазами (каждый глаз при этом смотрел на что-то свое).

В приступе паники он решил кричать, но и в этом не преуспел — рот был забит кляпом. Вполне приличным на вкус. Илья мысленно поблагодарил неизвестного злодея за гигиену — могли ведь и старыми носками забить и вообще всякой случайной гадостью. Только вот на случайность это совсем не было похоже.

Когда картинка по кусочку срослась и мозг дал знать о своем пробуждении, Илья сделал неутешительный вывод, что находится связанным под мостом, что вокруг темно и темная сгорбленная фигура размером больше любого виденного им человека колдует над коллекцией блестящих в свете фонаря инструментов, разложенных прямо на мостовой. Инструменты мерзко позвякивали, когда он перебирал их, по-видимому, выискивая сообразный намереньям.

Илью пронзила раскаленная игла ужаса. Хмель, секунду назад круживший голову, испарился. Наступил миг отвратительной ясности, когда жизнь пробегает перед глазами и увиденное совсем не радует — особенно приближающаяся черта суммы, которую вот-вот подведет безумец с хирургическими щипцами. Ни к селу, ни к городу вспомнилось: «Злые тролли живут под каменными мостами». Сознание работало по своим понятиям, штампуя ассоциации как оладьи.

Между тем, фигура устрашающего гиганта склонилась к его ногам, в одно движение сорвав правый туфель. Движение было такой силы, что шнурки лопнули, а ступню едва не вырвало из сустава. Тут же ногу прострелила резкая боль, по всему телу разлился жар.

Гигант поднялся, рассматривая белую продолговатую штуку, скрюченную, похожую на страдающую аутизмом личинку, бывшую ничем иным, как только что отделенным от ступни пальцем. Затем с сосредоточенным видом он прошел за спину Ильи, и занялся там каким-то бренчащим и поскрипывающим механизмом.

М. проснулся от резкой боли. Правую ступню свело судорогой. Он вскочил, свесив с постели ноги, и принялся ее растирать. Та словно окаменела. Ковыляя, он прошел в гостиную, зажег лампу и вскинул ногу на табурет, увидев, что один из пальцев стал черным, будто отмороженным. Он с испугом посмотрел на него, а затем, словно вспомнив что-то, бросился к письменному столу. Очевидно, какая-то связь еще оставалась, и, что бы он ни предпринимал, не удавалось ее окончательно истребить. Например, когда Илья с Варей… ну, в общем, М. кое-что чувствовал — и это его бесило.

С проблемой стоило повозиться. Он также очень надеялся, что связь эта не работает в обратную сторону — мысль жить как на ладони была совершенно невыносимой.