Ефим Гаер - Спрятанные во времени

— Готов рассказать вам удивительную историю, произошедшую недавно со мной — как раз про ночные бдения.

И рассказал про ночную вылазку в урологию, врача-поэта, прошелся по товарищам по палате, сварам неуживчивых санитарок… А затем как-то сама собою сложилась повесть про всю проведенную в больнице неделю. Собранная по дням и охваченная единым взглядом, история оказалась неожиданно хороша. Илье даже захотелось ее записать, тем более, что он был уверен: так складно у него уже не получится. Если бы не усталость, он, пожалуй, размотал бы события вплоть до утра, когда все это произошло с ним… Но силы оставили его. Он ополоснул горло чаем, развел руками и замолчал — мол, радиоспектакль окончен.

— Колоритное вам выпало общество, можно считать повезло. Мне вот, как на грех, обычно попадаются весьма унылые персонажи. Хотя я всего два раза попадал в клинику, так что статистики никакой. Что бы мне такого поведать вам quid pro quo 102 102 Лат. — Quid pro quo — «то за это». , не хлюпнувшись в грязь лицом?.. — хозяин задумчиво уставился в потолок в птичках растрескавшихся белил.

Илье хотелось расспросить его про ту ночную поездку: зачем он ходил тогда по вагону с книгой и коньяком, отчего был грустен, почему неожиданно сошел с поезда? Но колющая смесь стеснения и уверенности, что ему не понравится ответ, мешали задать вопрос.

Тут он, вспомнив инженера Явлинского, съехал на какую-то вовсе скользкую тему:

— А у вас лично какой взгляд на государственную власть, если позволите? — в глазах Ильи мелькнул дурной огонек. — Не примите меня за подстрекателя… — спохватился он, жалея, что не сдержался. — Впрочем, вообще забудьте. Прошу меня извинить.

— Да нет же, — пожал плечами хозяин, — не смущайтесь вы так. Я вполне готов вам сказать. Хотя, есть, конечно, подвох в таком вопросе, и немалый. Следуя теории Дарвина, с молоком матери мы должны усваивать закон — избегать ответа на ваш вопрос. Не отвечать самому и, за лучшее, не выслушивать от других. Но… поскольку вы более мне знакомы, чем полагаете… извольте.

Хозяин никак не пояснил последнюю странноватую, согласитесь, фразу и подвинул табурет поближе к печи. Илья посчитал ее пустым каламбуром.

— Так вот, — продолжил хозяин, — если история нас чему-то учит, то, в первую голову, тому, что в фундаменте любой власти — ложь. Это ее кровь, ее дыхание. Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя доверять властителю, ибо нет другого способа управлять народами, кроме лжи. Потому что, если на тысячу высоких чинов приходится один истинный патриот — праведник из Содома, так сказать — то остальные-то кровопийцы пришли к кормушке!

Тут он встал, очевидно, зажегшись темой.

— Нельзя знать правду о правителе, нельзя! Иначе станет противно, иначе люди отвернуться от власти и, подумайте, лишь прибьются к новой — потому что невозможно стаду без пастуха и всегда найдется такой — со звонкой свирелью и крепким жезлом. Правда о власти подставляет систему, а система должна работать. Мысль изреченная есть ложь 103 103 Строка из стихотворения «Silentium!» Ф.И.Тютчева. . А мысль, изреченная властью, есть ложь вдвойне! Но она при этом есть природная данность — как законы оптики, например. Власть — верхний этаж социальной башни, где ложь становиться самоданной.

— Что же делать по-вашему нам — стаду, как вы сказали? — спросил Илья, зевая вопреки этикету. Мысль на счет стада ему показалась обидной.

— Прекратить быть стадом, что еще? Нет стада — нет пастуха. Знаете, у буддистов как — ужасно умно придумано: причина страданий в нас самих, в нереализованных желаниях, по большому счету. Прекратите свои желания, не алкайте — и прекратятся страдания, иссякнут жажда и ее муки. Просто? Скажите, просто? — Илья кивнул. — Правда всегда проста и не впечатляет. Никакого праздника с ней не сделать. Правда отрезвляет, а хочется захмелеть. Поэтому — принимаем ложь, поэтому — стадо.

Разговор выходил нелепый и неуместный. Хотелось спорить, но Илья не нашелся, что возразить.

— Выходит, мы сами себя бичуем…

— Да-да! Именно!

Оратор прошел по комнате. Тень от него металась туда-сюда как сутулый маятник.

— Наш вождь у нас в голове, наш тиран, наша погибель. И согласие, и народный бунт опираются на ложь так сильно и повсеместно, что демону ничего не остается, как воплотиться. И действительно! Каждый раз он откуда-то берется и готов оправдать свое бытие. Попробуйте, брякните что-то на Красной площади — о царе-батюшке невпопад… Слово и дело 104 104 Порядок участия в политическом сыске в России XVII — XVIII веков и принятое условное выражение, произнесение которого свидетельствовало о готовности дать показания о государственном преступлении. ! Встретите утро в казематах. Так всюду и так всегда. Не только в России, надеюсь, вы понимаете? Власть объективно существует и готова всегда вас сцапать, как раскрученное лассо, летящее на быка. Вопрос — кто его крутит? Сама-то веревка ни на кого не бросается.

— Власть давит тех, у кого ее нет, — задумчиво произнес Илья, вспомнив из «Крестного отца». Получилось несколько помпезно, хотя…

— Вот-вот, очень точно подмечено, — согласился хозяин. — В то же время, не буду вас пытать, что вы сами думаете на этот счет. В конце концов, это не такой уж полезный разговор. Хорошие привычки лучше хороших принципов — и тому подобное. Давайте еще по чаю, хочется горячего. Извините, нет больше ничего, хоть шаром кати — неугоден власти, оттого лишен ее благ, и всякий интендант пренебрегает мною, оставляя без фуража и припасов, — он весело рассмеялся, топнув в скомканный половик. — Поленился сходить до лавки на самом деле. Страсть, как не люблю в них соваться.

Налил в стакан, шумно втянул в себя кипяток, и снова зашагал от стены к стене:

— С некоторых пор я многое, знаете, нахожу не таким, как раньше. Кто прав, кто виноват, что грустно и что смешно? Облака, пар! Есть эта печь? Этот табурет? Скажете «да», а я вот не уверен совсем. И не смейте считать меня сумасшедшим! Я нормален! Нормален даже больше, чем нужно! Просто не на все есть слова.

На этом он без объяснений вышел в другую комнату и там неподвижно сел. Видно было только его плечо, освещенное сквозь окно луной.

Илья, обескураженный переменой, сбросил оцепенение и спешно засобирался. Похоже, человек этот был глубоко, по-настоящему сумасшедшим, а не просто экстравагантным. Да и то, подумать: стоит ночью под дождем, несет всякую чушь. А это «вы более мне знакомы, чем полагаете» как вам? Подвальчик сразу стал неуютным, все в нем — каким-то неприбранным и косым. Бежать, бежать отсюда, пока не случилось чего-нибудь — какого-нибудь припадка или еще хуже…

Когда в квартире на Мясницкой хлопнула дверь, и двое уснули в одной постели, М. еще сидел, глядя в пустоту. Глаза его казались черны.