Ефим Гаер - Спрятанные во времени

Три круглых как луна циферблата с разных сторон проспекта, следуя Ильфу и Петрову, показывали время с разницей в пять минут. К сумме мелькающих пассажиров на площади добавлялись всех мастей проходимцы, извозчики и улитки таксомоторов, ожидавших наивного пассажира, готового вчетверо заплатить, чтобы добраться до живущей рядом московской тетки. Бабы торговали с лотков горелыми пирогами невесть с чем, и, что удивительно, дрянь эту у них покупали наперебой.

Высокий брезгливо отодвинул лоток, надвигавшийся на него, прицепленный к укутанной в платки женщине, и по-наполеоновски обозрел окрестность, не снимая темных очков.

— Керо 145 145 Яп. — Девятый сын. , — обратился к юноше великан.

— Хай… гэнки дэс 146 146 Яп. — Да, все хорошо. , — запыхавшись, ответил тот, продолжая борьбу с тюками, которые будто специально были устроены так, чтобы доставлять наибольшее неудобство.

— Говори на языке той страны, где находишься, Керо, — назидательно ответил ему патрон. — Это правило не раз выручит тебя в сложных непредвиденных обстоятельствах.

— Да, Нишикори-сама.

— Нам нужен транспорт.

Статная фигура японца, да еще со слугой, произвела настоящий переполох в кооперативе вокзального извоза. Двое таксистов уже дрались, не поделив клиента на подступах. Самые ловкие плотным кольцом окружили прибывших, стараясь друг друга перекричать, предлагая доставку в любую точку СССР — хоть до Харькова. На ком еще нагреть руки, как не на чудаке-иностранце, у которого, сразу видно, куры не клюют денег?

Какой-то неосторожный в широкой клетчатой кепке, зараженный коммерческим непокоем, дернул юношу за рукав и, сам незнамо как, мгновенно оказался лежащим в луже у его ног, выдувая пузыри из грязной воды. Для верности Керо взгромоздил на него половину своей ноши, бывшей в два пуда весом.

Остальные претенденты отпрянули в стороны как от бомбы. Послышались матерки и сопение, какое бывает перед дракой. Вокруг начала скапливаться толпа, теснившая таксистов к пришельцам, делая столкновение неизбежным.

Кто-то из закипающего кольца, сжимавшегося вокруг, дернулся было выручить распластанного товарища, и юноша напрягся под одеждой, готовый победить или погибнуть в неравной схватке, но тут вперед подался широкий как буфет вихрастый мужик, задвинув драчуна обратно одной рукой, будто тот ничего не весил. Мужик пристально с прищуром посмотрел на приезжих и неожиданно громко расхохотался, сверкая рядом стальных коронок. Ростом экземпляр был с Керо, но раза в четыре шире; все в нем было увесисто и крупно, даже голос раздавался словно из бочки, отлетая эхом от ребер, обтянутых тертым морским бушлатом.

— Э, паря, стой… — осадил он очередного борца за справедливость, толкая его лапищей в грудь. Борец отлетел в толпу. — Ну, что, барин? Поехали, что ли? — подмигнул он стоявшему с каменным лицом Нишикори, развернулся и пошел так, будто мысли не могло быть за ним не следовать. — Не обману, не боись. Вона туда идем, к тарантасу.

Нишикори одобрительно кивнул и с достоинством снялся с места, держа чемодан так ровно, будто нес трехлитровку нитроглицерина. Керо освободил от спуда ошарашенного таксиста, который бы еще не скоро поднялся, если бы его с хохотом не подхватили под мышки и не поставили на ватные ноги. Кто-то взял его шикарную кепку, но владельцу ее не отдал, потому что, как известно в народе, что упало, то пропало…

Раздвинув перед собой толпу (в этом таланты извозчика и японца поразительно совпадали), рыжий проводил пассажиров к странного фасона экипажу, собранному из несоразмерных частей, включая пушечный лафет и Онегинские славные дровни 147 147 Зима!.. Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь… (Пушкин А. С. «Евгений Онегин») , что, вестимо, должно обновив путь, были брошены за непригодностью у обочины. В передней части повозки красовался ухоженный толстомясый рысак, немало напоминавший владельца.

Когда все разместились, уяснив, что ехать надобно к «Метрополю», жеребец стреканул ушами, и без хлыста мягко подался вперед, увлекая за собой полутонный короб с легкостью детских санок.

— Полог-то над барином подыми, — сказал он Керо, в котором мгновенно признал слугу.

Бывший впервые в Москве и вообще в России, тот уже по горло насытился путешествием, хотя и старался держаться бодро. Неудобно усевшись между тюков, юноша ерзал на поворотах и имел изнуренный вид — в отличие от патрона, являвшего образ величественного безмолвия.

— Меня Владимиром кличут. Из далёка будете?

— Долго ехать? — спросил Нишикори вместо ответа.

— Ехать-то? В два притопа допрем, — отозвался извозчик с козел, сворачивая на Сухаревку. — Значит, из дальних стран… Из Японии, что ль? Я вот, когда во флоте служил, тоже бывал в Японии. В Кобе. О, скажу я, порт! Красота! На Кипре порты — сени против японских.

— Почему считаешь, что мы из Японии? — спросил Нишикори.

— А? С лица фамилью видать, — и неторопливо продолжил. — Так вот, в Кобе был конторщик, пулеметом шпарил по-русски. Звали Харчилой, а сам тощ как червь. Весь день, значит, гуторит по-нашему, а как выпьет, наука от него отпадает, и опять: яки-коцу-намедни… Ни хрена не понятно. Без обид, я так, по-доброму. Речь у вас диковинная, чище чем у турок.

— Хачиро, — поправил Нишикори. — Восьмой сын.

— Может и восьмой, не знаю. Тот еще душегуб — без монеты вошь в подмышку не пустит, — извозчик сплюнул в бесконечную лужу, покрывавшую переулок.

— И что стало с ним?

— С кем?

— С Хачиро, конторщиком.

— Кто его знает, барин. Жениться, вроде, хотел. Дело для мужика доброе, для бабы — горшее редьки. Мы-то снялись в обратку, пошли во Владик, я его больше не встречал. Знакомый вашенский, что ли?

— Сам-то ты, Владимир, женат?

— Не, сам нет. Не в пору мне. Потом, может…

За поворотом с Петровки просунулся углом «Метрополь», блестя намытыми окнами. Тарантас, влекомый умницей-рысаком, выехал в Театральный и остановился у детища Саввы Мамонтова.

— О, народу тьма. Праздник, что ль? Приехали, барин! — прогудел извозчик, истребовав свою плату, вполне разумную. — Если что, ты свистни, я подскачу. Меня тут все знают. Уж я таких господ возил — закачаешься! Куда по нужде или для забавы — лучшего не сыскать. Тута по Москве есть куда навостриться…

Извозчик озорно подмигнул и дернул мокрые вожжи, предав пассажиров в руки ливрейного седовласого швейцара. Из аркады живо подскочил породистый носильщик в фуражке — аристократ против коллег-неандертальцев с Казанского. Ни жилкой не показав небрежения, белыми перчатками он похватал с мостовой тюки, крякнув, посадил на тележку, и пошел с ней за Нишикори.

Делегация проследовала в фойе. У стойки, за которой царствовал рыхлый как квашня гражданин с косым ртом, оказалось, что люкс для иностранных гостей готов наилучшим образом и уже их ждет: