Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Он общался с ней и с её матерью одинаково просто, и простота лишь подчёркивала нарочитость попыток любезничать по-придворному: словесные изыски и гибкие поклоны смотрелись в исполнении лорда Ривэна весьма неуклюже. Раньше Уна не догадывалась, что так легко может определить, с детства ли человек их усвоил. Лорд Заэру, один из самых могущественных людей в Дорелии, то и дело нервно вскакивал, хлопал в ладоши, неизящно хрюкал от смеха или запускал пятерню в волосы, ероша их — и без того запутанные. С того момента, как вошла Уна, ему определённо не сиделось на месте, и только тщательно заученные правила этикета не давали, вскочив, забегать по просторному кабинету. Лорд Ривэн просто то тряс ногой, то шоркал каблуками летних сапог по красно-коричневому ворсу ковра — так громко, что мать морщилась и раздражённо чесала нос… Уну многое в нём смущало, многое настораживало — а ещё она совершенно не постигала, как он мог дружить с лордом Альену.

Ещё точнее: как лорд Альен мог дружить с ним. Уна не знала лорда Альена, но откликов, жутких снов о розах и тёрне, шёпота кинбраланских осин, загадок и открытий хватало, чтобы целостный образ сложился из кусочков, подобно окну-витражу. И трудно было представить большую противоположность лорду Ривэну.

Если только он не искусный лжец — не игрок наподобие наместника Велдакира. Такую возможность тоже нужно учитывать. Недаром разлапистая и приземистая громада замка Заэру — не похожая на устремлённый вверх Кинбралан, в неуклюжей жажде любви льнущий к Синему Зубу, — напомнила Уне черепаху. На ярмарках в Меертоне и Веентоне всегда говорили, что наместник Велдакир, бывший лекарь, обожает всё ползучее и холоднокровное. В Академии, кажется, есть даже особые лавки, где продают рептилий… Дядя Горо наверняка знал, а теперь спросить не у кого.

— Вы слушаете, леди Уна? — мягко, но с подавленным волнением спросил лорд Ривэн. Он запустил руку в один из ящиков стола и теребил что-то внутри — не то рассеянно, не то сосредоточенно. — Кажется, я утомил Вас.

— Нет, что Вы, — Уна осушила бокал (она ничего не ела с утра, и вино слегка ударило в голову), попыталась улыбнуться и покачала головой. — Ваш рассказ очень увлекателен, милорд. Хоть всё это и трудно… укладывается в сознании. Я имею в виду — Хаос, угроза всему Обетованному… И место моего дяди в этой истории.

Уна слышала, как мать вздрогнула и подвинулась в кресле, но не повернулась в её сторону. Слово «дядя» применительно к этому человеку она теперь всегда произносила со стыдливо-подчёркивающей заминкой — и при этом никогда не смотрела на мать. Заминка, тем не менее, была вполне сознательной. Это доставляло злое, извращённое удовольствие — пряную сладость мести безо всяких цели и смысла.

— Всё это просто… нелепо, — мать издала сдавленный смешок. — Простите, милорд, но… По Вашим словам, мой деверь стал чуть ли не властелином мира. На какое-то время, по крайней мере.

Лорд Ривэн не стал отшучиваться — лишь серьёзно кивнул, и прядь тёмной чёлки закрыла ему полглаза.

— Так и было, миледи, — тихо сказал он. — Именно так. Я говорю только о том, чему сам был свидетелем. Сейчас мне нечего скрывать.

И он посмотрел на Уну — с выражением, чем-то напоминающим испуганный восторг мастера Нитлота, но ещё более неизъяснимым.

Уна вздохнула. Нужно продолжать их импровизированную партию… В конце концов, это не так уж отличается от философии или магии. Или от игры в «лисью нору», которую в Дорелии любят не меньше, чем в Ти'арге. Надо полагать, неслучайно.

— Насколько я понимаю, от некоего магического обряда, в котором лорд Альен должен был участвовать, зависело то, будем ли мы отделены от западного материка, как раньше? — уточнила она, тщательно подбирая слова и стараясь не вдумываться в их абсурдность. — И он был избран… Повелителем Хаоса?

— И это, и многое другое зависело тогда от него, миледи, — сказал лорд Ривэн на своём слишком правильном ти'аргском. Лучи — уже наполовину осенние, хоть и обманчиво жаркие, — размывали тени на его асимметричном лице, прорываясь сквозь занавеси на окнах. В кабинете их было два, а в каждом углу застыли масляные лампы миншийской работы; наверное, лорду нравится, когда вокруг много света.

Грустная фраза повисла в воздухе, и Уна долго (слишком долго по меркам беседы с незнакомым аристократом) не могла сообразить, как на неё ответить. Из-за вина тело окутал удушливый жар — чуть покалывающий, точно от приближения Дара. Плащ она сняла, но закрытое тёмное платье отчаянно хотелось сменить… Впервые в жизни, пожалуй, Уна завидовала смелому наряду матери.

Она поставила бокал на широкий подлокотник кресла и переплела пальцы в замок… О водяная Льер, кажется, зря. Взгляд, которым лорд Ривэн одарил этот обыденный жест — исполненный чуть ли не вожделения на грани с голодом — заставил её вспыхнуть и уставиться в ковёр.

Вряд ли этот взгляд относился к ней, к её личной манере переплетать пальцы. Уне было чересчур ясно, кого лорд Ривэн видит в ней с тех пор, как она переступила порог. Но эта ясность только усиливала волнение и хмельной стыд.

Интересно, как бы лорд Заэру отреагировал на прямой вопрос — такой, какой Уна отважилась швырнуть в тётю Алисию и отца (лорда Дарета — нет, не смей): «Расскажите, каким он был»? Вздох, закрытое руками лицо, скупая влага в уголке карего глаза?… Хотелось и плакать, и смеяться от этой мысли. Проклятое вино.

Самое странное и жуткое: ни один из ответов не приблизил Уну к подлинному пониманию. Она всё ещё не видела, не ощущала, каким был лорд Альен — несмотря на беспредельную любовь к нему окружающих или на беспредельную же ненависть.

А поскольку Уна Тоури привыкла добиваться решения задачек, это злило её. Он злил её.

Он будто играл с ней — даже не зная, даже из тех неведомых краёв, где теперь находился. Из неведомых, укрытых под осинами и тёрном пластов памяти.

— Но, если дело касалось Хаоса, это ведь наверняка было… — Уна кашлянула и ощутила отдающий вишней запах вина на ладони. Лорд Ривэн не сводил с неё глаз. — Были особые причины, чтобы остановить выбор именно на нём? Кто-то и почему-то наделил его такой силой. Он сделал что-то исключительное?

Лорд развёл руками, а забавно подвижными бровями изобразил (на этот раз — всё-таки слишком старательно) растерянность.

— Я мало понимаю в магии, миледи. Можно сказать, ничего не понимаю. Лорд Альен начал свой путь и свои… кхм… изыскания в этой области задолго до нашего знакомства.

Что же он пытался совершить? Чего хотел? Чего-то странного. Ненормального. Недозволенного.

Лорд Альен занимался изысканиями — и однажды перешёл черту, выпустив на свободу Хаос. Всё сходится, это отлично вписывается в его портрет. Но… Уна сейчас согласилась бы повторить «ночь в ежевике» или провести неделю за вышиванием под надзором матери, лишь бы узнать, что конкретно было за этой чертой и что подвело к ней. Мать?… Нет, едва ли ей известно. Не такие у них, судя по всему, были отношения.