Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Женщина глубже запустила пальцы в волчью шерсть и привычно прижалась лбом ко лбу Ао. Сияющий поток энергии снова окутал её. Это было давно, и ни Форгвин, ни Хордаго, ни Конгвар ей больше не угрожают. Ни один выродок из этой проклятой семьи больше не прикоснётся к ней. Она оказалась сильнее их всех, и сейчас она в безопасности.

Я всё сделала, как Вы сказали.

Ао тоненько заскулил, обнажив клыки. Порождение некромантии, он был вполне жив в те моменты, когда превращался в проводника для чужого сознания.

Низшие существа уже достаточно напугали их, — прозвенел далёкий ответ — невыразимо приятный и ясный голос, говоривший на ти'аргском. Невозможно было определить, мужской он или женский, да и не так уж важно, по сути… Можно просто слушать и слушать, как треск костра в очаге, что сливается с воем вьюги за стенами. Женщину никогда в жизни не трогала музыка — потому и сопоставления приходили на ум лишь такие. — Они бегут, но всё ещё сопротивляются.

Женщина зажмурилась, мысленно обрисовала новый ряд символов и облекла его в звуки — древняя, древняя формула, простая и тёмная, будто ночное небо… Покои во дворце, ранее принадлежавшем королю Тоальву, качнулись и растаяли — она видела битву на равнине Ра'илг. Равнина лежала как бы под ней — белая и плоская, точно скатерть; горстками тёмных бусин кто-то очень жестокий и неаккуратный разбросал по ней людей. Войска растянулись между жилками двух рек и всё больше жались к Заповедному лесу: у его кромки намечалась захватывающая резня. Женщина слышала звон стали и крики умирающих, видела, как сине-белые знамёна теснят зелёно-золотые и жёлтые… Жёлтых, кстати, почти совсем не осталось: новые и новые кучки феорнцев отступали (а честнее сказать — в панике улепётывали) в сторону леса или реки Широкой. Ни о каком строе и порядке речи уже не шло: незадачливые помощники Дорелии явно думали только о том, как спастись.

Не скрывая удовольствия, женщина на глаз оценила их количество… Такой долгий контакт требовал уймы сил, и сердце у неё бухало, словно на грани обморока. Однако оно того стоило. Едва ли четверть феорнцев остались в живых — другим суждено лежать на равнине Ра'илг и разлагаться, пока поэты и менестрели Обетованного будут вычурно их прославлять… Есть ли в мире что-то более бессмысленное?

Что ж, эти идиоты заслужили такую участь. Никто не просил их вставать у неё на пути. Пусть Дорелия склонится перед нею, как Ти'арг, как вскоре Кезорре — или будет развеяна по ветру. Очередное жалкое королевство людей не стоит того, чтобы бессмертные и мудрые прозябали за океаном, запертые в пустыне… Скоро вернутся истинные господа. Скоро вместо крови и воплей, вместо дурацкой череды смертей и рождений Обетованное заполнится колдовскими песнопениями, и древесным шелестом, и плеском русалочьих голосов под струями водопадов. Скоро лесные духи, боуги и феи украсят пни для пирушек, а пламя драконов пожрёт человечью грязь.

«Ты ведь этого хотел, правда? Этого хотел, слушая стихи своего синеглазого шального ученика?…»

Позвольте показать им ещё Двуликих, прошу Вас. Как тем, на юге… И дракона. Хотя бы одного, пожалуйста.

Ответа долго не было. Женщина ждала, вытянувшись в струну, мелко трясясь от напряжения. Горячие волны магии захлёстывали её, мешая дышать; волчья голова возилась по столу, угрожая подсвечнику.

Хорошо. Но трое волшебников из зеркального народа, которые помогают им, выставили крепкую защиту. В лесу твои люди не смогут их преследовать.

Неважно, — нетерпеливо отозвалась женщина. Трое волшебников… Её всё ещё мучил вопрос, кто же из Долины осмелился на такое?… — Если я овладею Ра'илг, то войду в Дорелию и осажу столицу. Это главное. Самое большое королевство Обетованного будет готово к вашему возвращению… О мудрейшие.

Собеседник с мелодичным голосом не заметил её насмешки — или притворился, что не заметил. Он приоткрыл ей ещё краешек своего разума — драгоценный и светлый, как старый алмаз из сокровищ агхов. Перед женщиной уже во второй раз замелькали образы оборотней — тех, что собеседник знал лично. Разноцветные лисы, величавые волки вроде Ао, олени с ветвистыми шершавыми рогами, ежи, птицы и даже обезьяны то принимали человеческий облик, то (явно с большей охотой) возвращались к своим деревьям, норам и озерцам. Женщине всегда было интересно, как они видят мир и думают?… Должно быть, проще и правильнее, чем люди. И каково это — постоянно менять свою личину, добровольно перебрасываясь из одной жизни в другую?

Ещё сложнее, видимо, чем примерять облик другого человека.

Это воспоминание — пусть спустя столько лет — наполняло женщину восторгом и гордостью. В ту ночь она подарила свободу тому, кого любила — да ещё и руками того, кого любил он… Не всякому боги посылают такое счастье.

«Сладким ли было вино в той чаше, учитель? Хорошо ли ложились чернила на бумагу в ту ночь?…»

Королева Хелт закусила губу и опять приникла к голове волка. Голос бессмертного из-за океана уже напевал, диктуя ей руны, и нужно было сосредоточиться.

Бой не был самым тяжёлым в жизни Дорвига. Однозначно. И на этой войне, в Ти'арге, много раз приходилось туже — не говоря уже о битвах молодости, которые до сих пор иногда возвращались во снах, в ярких и вкусных подробностях. А может, дело в том, что молодым всё в мире кажется более выпуклым и манящим — точно тёплое женское тело. Наверняка это знал старый, угрюмый бог времени, истукану которого Дорвиг всё чаще приносил жертвы в Ледяном Чертоге (как он там, не разгневался ли без обязательных подношений?…)

Однако бой всё-таки был непростым. Он тянулся долго и муторно, будто приступ болотной лихорадки или морозная ночь в дозоре, когда тело немеет, а мысли и язык не желают ворочаться.

Дорвиг сшибся с очередным рыцарем (не различил даже, феорнским или дорелийским) и, почти скучая, в несколько точных ударов свалил его с седла. Сегодня Дорвиг взял в бой любимый клинок Хордаго — тяжёлый, испытанный Фортугаст с волнообразным лезвием из чернёной стали. Все эти месяцы возил его с собой завёрнутым в тряпки, не решаясь пустить в дело. А услышав о планах Хелт на перевал и равнину Ра'илг, отчётливо понял: придётся. Залежался Фортугаст, изнывает от сухости его дол. Работая с ним, Дорвиг то и дело с грустью вспоминал о Хордаго: ох и сладко было ему биться таким послушным оружием…

Меч не подвёл и перерубил копьё рыцаря, как прутик. Дорвиг уже сообразил, что оружие врагов заговорено: клинки и древки стрел наносили его людям слишком уж серьёзные раны. Но его это совершенно не напугало. Всего-то и надо — не давать им дотянуться до себя, а с такими горе-вояками это несложно… Жаль только, что не всё войско Хелт (а особенно ти'аргские отряды) думает так же. Лицемерные лорды вместо воинов прислали завшивевший сброд. Говорил ведь он королеве, что не стоит на них полагаться… Но разве сладишь с этой упрямой козой? Всё-таки мало, ох, мало лупил её Форгвин…