Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Ценит ли он Бадвагура? И умел ли когда-нибудь?…

Альен сел на мешки с гвоздикой — на то место, где очнулся, — и начал подбирать доводы.

— Я не стою этого, — сказал он. И поднял руку, предупреждая возражения. — Нет, это не самоумаление. Я знаю, о чём говорю. Может быть, ты имел бы право сделать это ради кого-то ещё. Может, кто-то другой поступил бы верно, делая это для меня, — (Ривэн? Нитлот? Горо? Отец, решивший вдруг искупить?… Ах, просто смешно). — Но только не ты и не так. Это не значит, что я не благодарен…

— А ты не благодари, волшебник, — Бадвагур посмотрел на него. Тёмно-карие глаза глядели прямо и ясно, и, по сути (Альен впервые подумал так), были по-своему красивы. Люди всегда считали агхов уродами — наверное, видя в них усиленные собственные несовершенства… Но сидящий перед ним карлик был более ладным и симпатичным, чем многие длиннокостные великаны. — За такое и не благодарят. У нас-то точно. Кузнец ведь не благодарит подмастерье, который держит для него деталь на наковальне. И мастер не благодарит изумруды за то, что они зелёные. Это просто должно быть так, вот и всё.

— Нет, — терпеливо повторил Альен. Он готов был повторять это до бесконечности — столько раз, сколько нужно, чтобы до Бадвагура дошло. Чтобы слова просочились в этот шишковатый лоб, как свет с улицы просачивается в тёмную каморку. — Это не должно быть так. Я хочу, чтобы ты понял это — прежде, чем сам запрещу тебе.

— Не сумеешь ты мне запретить, — без всякой напыщенности, но и без злости сообщил Бадвагур. — Ты всё же не отец и не мать мне, волшебник. Ты не вождь моего клана. Ты не Катхаган и не один из каменных духов гор. А больше мне некому подчиняться… Знаешь, — усмехнувшись, он отправил трубку в другой угол рта. — Однажды вождь Далавар сделал мне заказ — каменную шкатулку для документов. Украшенную резьбой, как следует, к тому же из малахита; а с малахитом непросто работается, иногда он слишком мягкий. Вождь Далавар знал, что с такими просьбами я стараюсь быстрее расправиться, чтобы приняться за что-нибудь поинтереснее… Приняться акх-шеех, с душой. Вождь изобразил строгость и запретил мне приносить готовую шкатулку раньше, чем спустя шесть дней. Но я сделал и принёс её на следующий вечер, — Бадвагур назидательно помолчал, будто давая Альену время осмыслить это. — Видишь, даже вождь клана Эшинских копей кое в чём не был мне указом. А ты — мой друг, волшебник. Есть развилки, на которых положено слушать только сердце и совесть.

Альен хмыкнул, хотя что-то за рёбрами сдавило от боли после этих слов, а колени внезапно ослабли.

— Самая длинная речь от тебя за всё время нашего знакомства… Но сути дела это не меняет.

— Правильно, не меняет, — не стал спорить агх. — Я сделаю, как просит старая ведьма, чтобы ты выжил. Чтобы смог идти дальше и уплыть на запад. И ты не сумеешь меня заставить.

— Ты знаешь, что сумею, — многозначительно сказал Альен. Он посмотрел на серебристый луч и искривил его, даже не шевельнувшись. Бадвагур наблюдал с любопытством ребёнка, который следит за железной механической игрушкой (почему-то Альену казалось, что у агхов-детей именно такие игрушки в ходу — хотя кто сказал, что их не тянет к деревянным лошадкам и куклам?…) В угоду ему Альен свернул луч в изящную завитушку, поместил его в центр стены и увеличил, разделив на сектора. Получилось нечто вроде круглого одноцветного витража.

— Впечатляет, — признал Бадвагур, улыбаясь в бороду. — Только у агхов врождённая сопротивляемость магии. Об этом ты не забыл, волшебник?

— А я некромант и Повелитель Хаоса, — в тон ему напомнил Альен, глядя на свои ногти. — Это тебе известно, резчик?

Вздохнув, Бадвагур поскрёб голову. Он не мылся так же долго, как Альен с Ривэном, но выглядел почему-то куда опрятнее — с учётом избитого лица и кровоподтёков на рубахе.

— По-моему, мы тратим время на глупости. Кейде-кхе, каменная труха из пустой породы… Можно препираться бесконечно и ни к чему не прийти. Ты не удержишь меня, волшебник, если я решу поступить так. А я решу.

Альену стало казаться, что ему медленно вгоняют в грудь что-то длинное и острое — даже не кинжал или меч, а то ли штырь, то ли толстую спицу. Вгоняют и при этом поворачивают, поджидая момент, когда он начнёт кричать.

Он встал и опять прошёлся вдоль стены, бездумно ведя пальцами по шершавым камням. По полу ползла длинная многоножка; он осторожно перешагнул через неё. Пусть хоть кто-то живёт и радуется в этом сумасшедшем мире. Сумасшедшем, судя по всему, в обеих частях — в Обетованном и Лэфлиенне.

— Я не позволю тебе, — пообещал он, перекладывая рисунок из луча в круг со штрихами. Непрошеный ход мысли снова вывел к терновым шипам в лунном свете — тем, в которых Хаос поведал ему о смерти Фиенни. — Не нужны мне такие жертвы. И не нужны те, кто так дёшево ценит жизнь.

Бадвагур долго молчал, и тишина копилась в пряно-дымном воздухе, как миазмы заразной болезни. Альен знал, что прямо сейчас, в том же доме где-то над ними, ждёт Сен-Ти-Йи — бессмертная тауриллиан в теле старухи, измученной годами похоти господ и тяжёлой, отупляющей работы. Знал, и это знание не давало ему покоя.

Так грифы ждут падали. Так хищник ждёт в зарослях. Он дал себе зарок, что она не дождётся.

Резчик уютно закутался в плащ, разложил на груди бороду и всё-таки ответил — голосом, которого Альен никогда раньше от него не слышал:

— Твою жизнь я ценю сейчас выше всего.

То была невыносимо долгая ночь. Больше они с Бадвагуром не разговаривали, а о Ривэне не поступало никаких вестей. Альену не сиделось, и он неприкаянно бродил по тесному складу, то разделяя, то смешивая в воображении запахи и оттенки специй. Он казался себе зверем, угодившим в силок охотника: можно сколько угодно рваться, но всё равно не выберешься.

Много раз он взывал к силам Хаоса, дремавшим внутри, избравшим его Повелителем, — но они своевольно молчали. Альен проверял простые и сложные заклятия, чертил комбинации из магических символов… Результат оставался прежним: его Дар никуда не делся, но тени Хаоса не желали приходить. Внутри на их месте зияла дыра — так, будто его освободили от безобразной ноши; ещё более унизительно было осознавать, что это не так.

От бессилия Альену хотелось что-нибудь ломать и расцарапывать. Нищий, который не может даже заработать своим уродством. Возможно, Сен-Ти-Йи была права, когда привела его к Наместнику Рюя? Возможно, он и есть шут, а не Повелитель-чего-угодно?…

На пике ночной духоты Бадвагур всё-таки стал клевать носом, но долго сопротивлялся. Некоторое время Альен понаблюдал, как он встряхивает опухшей головой, пробуждаясь от собственного храпа, а потом не выдержал — подошёл и легко положил ладонь ему на макушку.