Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Довольно долго Альен просто стоял и смотрел на горизонт. За ночь корабль ушёл далеко в открытое море, и суши не было видно — только серо-синяя даль, кончавшаяся туманом. Море в этом тумане плавно переходило в небо — ну, или наоборот. Бескрайняя текучая пустота захватывала дух; холодное небо было чище красок в палитре. Альену не доводилось раньше плавать на настоящем судне под парусом — лишь на рыбацкой лодке, в детстве и во время странствий. И теперь он с удивлением прислушивался к своим ощущениям посреди этой пустоты.

Ему нравилось. Нравился тяжёлый от влаги, прохладный воздух, нравились переливы оттенков воды: пока прояснялся день, она из серой превращалась в синюю, а иногда поражала сапфировой голубизной или — возле островков и морских скал — становилась прозрачно-бирюзовой, напитанной золотыми прожилками. Должно быть, ближе к полудню там даже дно видится ярким и отчётливым — странная, непостижимо-простая игра природы… Русалки на исходе ночи скрылись где-то под днищем, так что, наклонившись, Альен мог разглядеть рыбьи стайки. Тогда в нём пробуждалось что-то полузабытое, мальчишески-хулиганское: хотелось, вытянувшись, без плеска войти в воду и вдосталь погоняться за ними.

Поймав себя на таком желании, он с недоумением улыбнулся и покачал головой: не время, ох, не время этого делать. Всему в Мироздании свой черёд, и он упустил те годы, когда имел право нырять в озеро за ракушками и полосатыми камнями для Алисии. Как бы бесхитростные живые твари не расплылись испуганно, почуяв в нём Хаос…

А может — просто почуяв его, подумалось Альену. Его — с рефлексиями и идиотским самолюбованием. Всё естественное, живое и нормальное бежит от таких, и нечего списывать это на магию.

Он стиснул перила, рассеянно отметив, что так можно и занозиться. Здесь было спокойно — на деревяшке под куском ткани, затерянной в утробе текучего великана. Альену казалось, что он может стоять вот так вечно, чувствуя, как под плеск волн подлаживается собственный пульс…

«Вот почему мне так хорошо здесь, — понял он, прохаживаясь по скрипучей палубе, чтобы размять ноги. — Это время. Вот оно — совсем похожее на море, и наоборот. Только здесь можно почувствовать, как оно идёт — во мне и во всём».

От таких мыслей было и хорошо, и жутко, точно от мокрого прикосновения русалки — до лихорадочной щекотки где-то внутри. Учитель Альена (а заодно — друг и вечная мука) любил порассуждать о времени, о старости, о том, почему время выше и сложнее пространства… Иногда, дурачась, Фиенни вслух рисовал картинки из будущего Альена — представлял его осанистым, суровым стариком в окружении дюжины внуков и детей, трепетно внимающих каждому слову за длинным столом. Тогда они оба смеялись, зная, что этому никогда не сбыться. Ничего более нелепого, чем себя в качестве отца семейства, Альен до сих пор не мог вообразить. Хотя Бадвагур, то и дело вздыхающий о своей робкой Кетхе, наверняка бы поддержал такую идею…

Даже плыть на другой конец света невесть куда, как теперь, — менее нелепо.

Фиенни…

«Прекрати».

— Фиенни, — вдруг произнёс кто-то совсем рядом. Альен вздрогнул. Голос мальчишки по-прежнему его раздражал, к тому же совершенно не гармонировал с этим именем. Всё равно что коверкать музыку мастеров из Кезорре на пастушьей дудке.

— Что?

Он обернулся. Ривэн стоял рядом, всё ещё бледно-зелёный от тошноты, и дожёвывал полоску вяленого мяса.

— Вы сказали это имя, милорд. Опять. Простите, что отвлёк от Ваших размышлений, — затараторил он, поклонившись. Альен поморщился.

— Что значит «опять»? — («Сон в гостинице», — тут же понял он и поспешно продолжил): — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь.

— Я потому и хочу знать, милорд…

— Альен!

— …милорд Альен.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. За бортом сверкнул серебром хвост русалки (по оттенку чешуи Альен узнал ту, чьи немые песни слушал этой ночью), и Ривэн с ужасом отшатнулся.

— Нам ещё долго путешествовать вместе, насколько я понял, — примирительно сказал Ривэн. — Иногда полезнее разговаривать с людьми, чем с этими тварями… Простите, если забываю своё место…

— Ты забываешь своё место, — спокойно согласился Альен. Ривэн покраснел и со свистом втянул остаток мясной полоски — зрелище было гадкое: будто крысиный хвост. Впрочем, Альен сразу сообразил, что сам давно ничего не ел. Их содержательный разговор прервали запах дыма и покашливание Бадвагура, который поднимался на палубу.

— Старики в Гха'а говорят: непорядок, если драка сводится к крикам, от которых зря катятся камни, — пробурчал агх, приваливаясь спиной к низкому борту. Судя по бледности и всклокоченной бороде, он тоже плоховато переносил плавание.

— Поверить не могу, что ваши старики говорят такими длинными фразами, — зло парировал Альен, но потом извинился. В присутствии агха Ривэна было как-то легче переносить.

— Нет никакой драки. Я всего лишь… эмм… допустил бестактность, — проблеял Ривэн и тоскливо вздохнул, глядя на горизонт. Ветер ерошил его грязные волосы.

— Так не допускай их больше, — посоветовал Бадвагур, и они снова глянули друг на друга чересчур красноречиво.

— Вообще-то я ещё здесь, — вежливо напомнил Альен.

— Уж о тебе-то трудно забыть, волшебник, — усмехнулся Бадвагур, укусив черенок трубки. — Так, может, бросим споры и обсудим, что нас ждёт? Из объяснений того остроухого плута я понял едва ли половину.

С точки зрения Альена, боуги говорил весьма доходчиво. Но (что поделать) агхи есть агхи.

— Плавание займёт дней двенадцать или четырнадцать, в зависимости от ветра, — сказал он, раздумывая, что бы ещё добавить. — Корабль пойдёт как можно дальше от суши, чтобы нас не заметили с берега. Через пару дней мы, вероятно, двинемся вдоль границ Минши.

— Минши, — вздохнул Ривэн. — Всегда мечтал попасть туда.

Альен вспомнил дурманящий порошок Зелёной Шляпы и рассказы о миншийских богатствах — шёлке, благовониях, серебряных цепях толщиной в волос… Что ещё могло привлекать там воришку? Уж точно не местные обычаи и легенды.

— А откуда ты всё это знаешь? — подозрительно спросил Бадвагур. Альен кивнул на толщу воды, скрывавшую русалок.

— От них.

— Те ещё твари, — поёжился Ривэн. — У меня от них мороз по коже. Простите, милорд.

— Ничего, — Альен ядовито улыбнулся. — Твой восхищённый взгляд и отвисшая челюсть вчера просто кричали о страхе.

Вопреки его ожиданиям, Ривэн не покраснел — только несмело хохотнул.

— Что Вы, милорд. Они красивые, конечно, но всё одно — бледные полурыбины… У меня не такой необычный вкус. Мне показалось, что они даже… ну, в общем… Не дышат.

«Вот уж действительно, ужасно», — отстранённо подумал Альен. Бадвагур кашлянул в кулак, но, к счастью, удержался от намёка на его некромантию.