Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

— Эта девушка — мне не любовница, — вновь отчеканил Ринцо — так спокойно, как только мог. За стеной раздалось приглушённое пение Челлы: кухарка убедилась, что ураган миновал. — Клянусь, что вчера вечером я впервые в жизни увидел её. Но ей больше некуда идти…

Лаура всплеснула руками, и один из широких рукавов полоснул Ринцо по лицу.

— Леди эи Заэру некуда идти?! Очень смешно, Ринцо. Видишь — я умираю от хохота!.. Если она — в самом деле та, за кого себя выдаёт, то у неё есть семья и толпы слуг в Дорелии!

Ринцо вздохнул. Он и сам до конца не понимал, почему поверил рыжей чужестранке. Возможно, ир Пинто прав, и его рыцарство неуместно. Возможно — она обычная воровка или мошенница…

Но чар Энчио, который много раз ездил в Энтор по дипломатическим делам, легко опознал Синну эи Заэру. Это и стало для Ринцо главным аргументом.

Это — а ещё, пожалуй, её неприязнь к Линтьелю. Но при Лауре лучше даже не думать о подобном, не то что произносить.

— Ей стыдно возвращаться к отцу. Она считает, что подвела его и… опозорена.

— Опозорена? Моим братом? — на этот раз Лаура действительно рассмеялась — истерически заливистым смехом — и откинулась на подушки. — Самая забавная небылица, клянусь Мудрейшей!.. Да он прикоснуться бы побрезговал к девушке, сбежавшей из дома, будь она хоть прекраснее луны!

Ринцо на всякий случай отодвинул лишние подушки на другой край софы. Пение Челлы стало увереннее.

— Не знаю, радость моя. Ты, конечно, лучше знаешь Линтьеля, но сбежать-то она сбежала. Она леди и, вернувшись, очернит имя отца.

— Какая принципиальность, — язвительно выдохнула Лаура. — А явиться в дом к незнакомому женатому эру показалось ей менее постыдным?

— Она явилась к тебе, а не ко мне, — повторил Ринцо. — Как к единственному человеку, которого знает здесь, хотя бы понаслышке. К тебе — и ещё к Совету Правителей. Она хочет помочь в войне против Альсунга… Если Кезорре вступит в неё.

«Лицемер, — с отвращением сказал он себе. — «Если»… Будто не знаешь, что всё уже решено».

— Женщина — и помочь в войне? У них там в обычае лезть не в своё дело? — кипела Лаура. Ринцо не отпускал её руку, и постепенно тонкие смуглые пальцы прекратили вырываться. Он тактично не стал напоминать, что саму Лауру с её художествами большинство соседей в Ариссиме и бонз в столице считают именно «лезущей не в своё дело».

За окнами догорал ещё один жаркий день. Золотистые солнечные лучи заливали беспорядок в гостиной. На полу трепетали занесённые ветром белые лепестки… Ринцо казалось, что он может чувствовать издали запах винограда, и раздольных полей, и поджидающей за углом лунной ночи. Ему вдруг остро захотелось подхватить Лауру на руки и унести её куда-нибудь далеко, прижав к груди — туда, где их не найдут ни суетные, завистливые Правители, ни война, ни угрозы Дома Агерлан.

Где не будет зловещих слухов о предательстве Линтьеля — тех, которые вполне могут эти самые угрозы объяснить.

— Просто выслушай её, хотя бы раз. Это всё, о чём я прошу.

«Я у мельницы девушку встретил — на свою, бесталанный, беду-у…» — затянула Челла за стеной, энергично нарезая овощи. Лаура помолчала.

— Хорошо, пусть приходит на ужин. Но это будет единственный раз: жить она здесь не может. Оплати ей, в конце концов, гостиницу в Вианте. Или… — она поморщилась. — Кто-нибудь из Совета согласится её приютить. Эр Даола, думаю, точно не будет против.

Дорелийка пришла тем же вечером, когда алый шар солнца уже скрылся за горизонтом. Дневная духота отступила, и земля под ногами понемногу отпускала свой жар, прекрашая быть раскалённой. Меж кипарисами скопилась густая темень, а усики винограда на шпалерах казались теперь чёрными.

Ринцо велел Челле зажечь перед домом два фонаря и достать самую старую бутылку вина, покрывшуюся ароматной пылью. Путём нехитрых подсчётов эр Алья вывел, что в указанный на этикетке год дед был его ровесником.

Лаура сидела в гостиной, скрестив руки на груди, с лицом красивой мраморной статуи. Идти в столовую она решительно отказывалась — даже тогда, когда на дорожке у дверей раздались тихие шаги.

Пальцы Лауры сегодня не были в следах от плохо отмытой краски, как обычно: весь день она не прикасалась к кистям. И не от дел или развлечений в Вианте, как это бывало раньше, а просто так. Ринцо это тревожило. Тревожила и её обида, и напряжённо-прямая спина, и эта странная вспышка ревности… Он мерил шагами лестницу и вдыхал ночной воздух, не в силах успокоиться.

Раздался стук дверного молоточка. Побелевшие ноздри Лауры затрепетали, пальцы нервно сжались на жёлтом шёлке.

— Эр Алья? — позвал голос с певучим дорелийским акцентом. Челла, громоздко переваливаясь, кинулась к дверям.

Гостья вошла спокойно и уважительно, но всё с тем же достоинством. Ринцо, как человек, несколько лет проведший у власти, мог с одного взгляда оценить это. Горделивая осанка, никаких украшений, спокойно опущенные руки — и, конечно, факел рыжины на голове. Ринцо только сейчас заметил, что уголки глаз леди Заэру как-то по-лисьи, остро приподняты; похожее впечатление иногда возникало от глаз Лауры — если та была в хорошем настроении…

— Я счастлива познакомиться с Вами, эра Алья, — по-кезорриански выговорила девушка, приседая перед Лаурой в реверансе; Ринцо знал, что многим дамам Вианты годами так ловко не даётся это простое движение. Лаура, снизу вверх глядя на высокую дорелийку, угрожающе улыбнулась.

— Я тоже счастлива, чара Заэру, — сказала она, демонстративно опустив чужеземный титул. И, к досаде Ринцо, с ног до головы окинула девушку тем взглядом, который он в ней не любил, — взглядом женщины на другую женщину. Совершенно любую, за исключением матери и пары подруг. — Красивое платье. Вам очень к лицу зелёный.

Гостья поблагодарила кивком. До Ринцо лишь сейчас дошло, что она уже в одежде, задрапированной на виантский манер, и в полупрозрачной вуали, прикрывающей плечи, шею и большую часть лица. Уж не ир ли Пинто постарался?…

— Это не сравнится с изяществом Ваших картин, — заметила девушка, и Ринцо мысленно ей поаплодировал. Лаура, впрочем, явно не смягчилась. — Я видела два портрета и пейзаж в галерее при Дворце Правителей. Свет и тень просто великолепны.

Лаура смотрела на девушку с враждебным прищуром, и в полумраке гостиной по её лицу скользили те самые тени. Ринцо, стоявшему между дам, казалось, что воздух скоро затрещит от напряжения; он поспешил пригласить их в столовую. Челла уже маячила там цветастым шаром: раскладывала закуски и хлеб с пряностями.

Как хозяин дома, он предложил руку леди Синне; Лаура лишь сверкнула глазами. Пожатие девушки было менее напористым и более вкрадчивым, чем её. Ринцо почему-то стало неприятно; он спросил себя, с какой стати вообще заметил это.