Юлия Пушкарева - Тени и зеркала [СИ]

— Теперь ты готов, Двур Двуров. Пролей невинную кровь, чтобы вступить на дорогу доблести.

«Дорога доблести» — так в Альсунге издавана звали войну. Иногда ещё «дорога моря» — потому что нападали почти всегда с моря. Но в этот раз дело обстояло не совсем так.

Конгвар готовился лично возглавить их первое выступление — скорее даже вылазку, короткий и резкий удар. Пока флот готовится стать мощным тараном для атаки на Ти'арг с моря, часть войска двинется через Старые горы, отвлекая от берегов внимание чванливых мешков из Академии и разрушая защиту границ. Конгвару доводилось бывать в битвах на суше, так что он предпочёл возглавить один из отрядов — ещё, может, и потому, что хотел быть там, где опаснее. Никто с ним, конечно, не спорил: воля короля на войне — закон, да и плох тот король, что не готов лично повести своих воинов. С собой Конгвар отобрал только лучших и самых надёжных, лично испытав на ристалище всю молодёжь. До зимы им нужно одолеть один из главных перевалов — и, если бог войны не отвернётся, к концу осени Ти'арг будет зажат с двух сторон в стальные рукавицы.

Этот план они долго и мучительно создавали на Советах — никогда он не предполагал, что это так сложно. Куда сложнее, чем работать мечом или секирой. Недолгое время на троне вообще многому научило его.

Хелт многому научила его. Ей, по сути дела, и принадлежал этот план — только она сумела обставить всё так незаметно, что ни один государственный муж в Чертоге не сомневался в своих заслугах.

Подумав о Хелт, Конгвар подавил порыв обернуться и встал с колен. Спиной он чувствовал её взгляд — и напрягался, как подросток.

Жрец отступил, позволив ему подойти вплотную к воде. Белобрысый мальчик из свиты, дрожа от холода в лёгком плаще, подбежал с луком и колчаном стрел.

Конгвар натянул тетиву.

Взял стрелу. Задержал дыхание.

Он давно не стрелял из лука — пожалуй, пару лет, с последней соколиной охоты. И никогда не пользовался луком в бою. Неподходящее это оружие для воина королевской крови.

Но нужно убить невинное существо — а кто может быть невиннее птицы?…

Конгвар выбрал утку прямо в середине озера — самая спокойная из всех, почти неподвижная, она застыла серым пятном, уставившись в тёплую гладь. Потом, точно почуяв его прицел, встрепенулась, строптиво выгнув шею, заплескала крыльями по воде и неуклюже взлетела — отсюда неожиданно маленькая. Но Конгвар был опытным охотником: привык выслеживать добычу посреди леса или в горах, где её почти не видно; его было не спугнуть движением, особенно в таком открытом пространстве. Сжав зубы, он мысленно прикинул путь стрелы, учтя ветер — и мягко пустил её по высокой дуге…

Утка упала, сражённая под крыло; её собратья сразу подняли гам, в панике отплывая к берегам или взмывая в воздух. Из-за спины Конгвара раздались приветственные крики — так, будто он сделал что-то действительно важное. Он опустил лук, почему-то сразу ощутив бесконечную усталость, — и обернулся к ним, ожидавшим возле дороги, где лежал белый, точно сметана, почти не тронутый шагами снег.

К Конгвару подвели коня, но он не сразу заметил это. Он смотрел на Хелт, укутанную в светлую шубу так, что виднелись одни глаза. В окружении прислужниц она стояла под разлапистой сосной, и оттого глаза — он знал это — отливали зеленью.

Они попрощаются — попрощаются сегодня. Впервые она проводит его на войну как своего короля. На войну-месть за давние счёты. На войну-ложь.

Конгвар не знал, для кого Хелт мечтает завоевать Ти'арг — но уж точно не для него. Да и не хотел знать. Как не хотел знать о том времени, что она когда-то, до свадьбы с Форгвином, провела в Долине Отражений.

Дружинники потрясали мечами в его честь и всё кричали; кто-то даже колотил лезвием о щит, будто после захвата вражеской крепости. Конгвар выпрямился и вдел ногу в стремя. Это его путь — путь не просто воина, но короля, хочет он того или нет.

И уже поздно, так поздно останавливаться.

Несколько дней спустя они достигли границы — той извилистой черты, что на картах называлась Рекой Забвения и отделяла Альсунг от Ти'арга. Конгвару смутно помнилось, что когда-то на берегах Реки разгорелась такая кровавая битва, что её настоящее имя заменили на это — жестокое, но правдивое. Не осталось воды, чистой от крови, и в горах течение застопоривалось из-за гниющих трупов, цеплявшихся за камни.

По крайней мере, так пелось в песнях.

Отряд Конгвара встал недалеко от истока Реки — там, где ещё возможна была переправа вброд. Двое мечников из отряда раньше жили в горах и прекрасно их знали; они спланировали путь так, чтобы избежать наиболее крутых троп и больших высот. Конгвар знал их с тех пор, как у него ещё не начала пробиваться борода, и мог доверять им.

Здесь, в узкой ложбине меж двумя скалами, снег ещё не лежал. То есть лежал, конечно, но с точки зрения Конгвара — как и любого истинного северянина — эту жалкую воздушную паутинку можно было считать разве что неловкой попыткой изобразить снег. И немудрено: тут совсем близко к земле и совсем южно — весь Альсунг за спиной. Настоящая злобная зима бушует на вершинах — в краю вечных бурь и льдов; тут же просто ранняя холодная осень. В сказках, которые Конгвар слушал в детстве (позёвывая: часто северные сказки казались ему слишком мрачными и скучными), это объяснялось близостью к небу.

Река Забвения в этой ложбине напоминала скорее широкий ручей, чем реку. Она шумела в своём каменистом русле, свирепо бросаясь с невысоких порожков, а Конгвар стоял так близко, что ледяные брызги иногда долетали до лица — или до морды коня, заставляя его свирепо фыркать и прядать ушами.

Конгвар любовно потрепал коня по чёрной гриве. Из богатых конюшен Чертога этот был его любимым. Сам он предпочитал не давать имена лошадям, чтобы не привязываться к ним слишком в случае чего, но дружинники прозвали коня Счастливым — за белую звёздочку на лбу. Конгвар и сам тайком верил, что он приносит удачу.

— Их всего пятеро, мой король, — тихо сказал Уддин, один из их проводников, чуть наклонившись к Конгвару из седла. Он остановил лошадь чуть левее и теперь деловито оглядывал ложбину, сощурив умные светлые глаза.

Конгвар кивнул: он знал, о чём говорит Уддин. На берегу разложили костёр ти'аргцы — даже на вид хилые и уставшие, зато с синими нашивками на рукавах — в цвет знамени Ти'арга. Один из них был почти старик, четверо других — узкоплечие мальчишки. Первый сторожевой пост враждебного королевства, что и говорить, мало впечатлял. Похоже, Ти'арг и впрямь не оправился от последней войны, раз выставляет таких вот воинов охранять приграничные переправы.

Они подошли к ти'аргцам вплотную, почти не скрываясь и даже не ведя лошадей в поводу — а те совершенно не беспокоились, оглушённые рёвом реки. Конгвара и Уддина скрывала груда камней возле одной из скал, остальные застыли позади, ожидая сигнала. Ти'аргцы возились с обедом — двое чистили рыбу, один зачерпывал воду в котелок, встав на корточки у воды, ещё один курил трубку, развалившись у костра (Конгвар знал об этом южном обычае, но, раз попробовав, долго не мог понять, какое можно получать удовольствие от этой едкой дряни)… К его презрению примешалось нечто вроде жалости: хоть бы дозорного на скале или на тропе сообразили выставить, что ли — но нет… И на это ума не хватило.