Антуан д'Эстет - Князь

— Ты слышал те же доклады что и я, Мортус, — отвечал в таких случаях император, — потому как тебе, отчего-то, сообщают все известия и отовсюду, причем порой даже раньше, чем мне, или вопреки моим указаниям. Мне это не нравится, учти, но сейчас не об этом! Ты знаешь что Сильвестр что-то ищет на Мидгарде, а так как он единственный, кому по силам одолеть меня, я ничего не стану предпринимать пока не буду знать наверняка, что именно он ищет и что замышляет.

На самом деле Себастьяну было глубоко безразлично, чем в это время занят его брат; он только стремился сдержать нежить на Мидгарде, но та начинала осознавать свою силу и это обстоятельство внушало Себастьяну изрядное беспокойство. Некоторое время назад ему стало казаться, будто Мортус обладает в легионах нежити едва ли не большей властью, чем он сам — император; и это подозрение не было лишено оснований.

Когда Себастьян заставил архонта смерти применить заклинание Сильвестра, тот лишился своей плоти и превратился в скелет, клубящийся черной дымкой остатков души. Страдания, которые при этом испытал Мортус, были неимоверны, но когда боль утихла и все закончилось он, будучи искушенным некромантом, не мог не оценить преимуществ новой формы своего существования.

Как архонт смерти он обладал огромным могуществом и прожил более двух тысяч лет, однако был все же смертен, а с заклинанием Сильвестра Мортус, сохранив свое могущество, наконец, усомнился в своей смертности. Предводительствуя «Дикой охотой», сражаясь и обращая в нежить свои несчастные жертвы, он раз за разом убеждался в том, что даже самый ничтожный из смертных, подвергшись заклинанию Сильвестра, становился неуязвимым в бою. И наконец в голову его закралась мысль: «А способен ли сам император уничтожить тех, кого сотворил?».

Эта мысль все глубже и глубже впивалась в разум Мортуса, и чем чаще он размышлял над нею, тем с меньшей охотой подчинялся Себастьяну. Мортус стал выражать недовольство его действиями, не соглашаться с его планами и нарушать его приказы, а отсутствие каких-либо действенных мер против этого со стороны императора делало Мортуса лишь смелее и увереннее.

Вскоре Мортус стал действовать абсолютно своевольно, отдавать за спиной Себастьяна собственные распоряжения и прибирать к рукам власть над легионами мертвых. И пусть все это не бросалось в глаза, а происходило медленно и неприметно, приближенные императора — его двор и гвардия, — без того живущие в постоянном напряжении от столь страшного соседства, с завидной чуткостью уловили суть происходящего и им везде стали чудится угрожающие оскалы и кровожадные взоры нежити. Не упустил ни одного из этих обстоятельств и Себастьян. В отличие от придворных и гвардейцев, он не боялся за свою жизнь — осколок порядка был ему надежной защитой, — но, не будучи глупцом, он все же предвидел, что со дня на день Мортус открыто выйдет из повиновения.

И это действительно произошло. Однажды вечером, когда Себастьян в одной из башен Эджхолда размышлял о том, как поступить ему с Мортусом и всей нежитью, со внутреннего двора замка донеслись звуки непродолжительной борьбы. Шум почти сразу стих, а крики захлебываясь или с мычанием, в зависимости от того перерезали ли жертве горло или просто закрывали рот, умолкли. Себастьян сразу понял что половина его людей уже мертва и их тела сейчас, должно быть, орошают своей кровью клыки вурдалаков, а другая половина будет умерщвлена чуть позже, чтобы их плотью поднять первую, но, будучи к этому готов, ни на мгновение не испугался. Несколько минут спустя, в соседнем с императорскими покоями помещении, гремя костьми, раздались шаги скелетов и шарканье зомби, а еще через мгновение, дверь, разделяющую обе комнаты, сорвало с петель.

В покои императора, в сопровождении «Дикой охоты» и своры вурдалаков, используемых нежитью в качестве охотничьих псов, вошел, толкая перед собой едва живого от страха Бенедикта Тита, сам Мортус. Сделав несколько шагов, он с силой ткнул Бенедикта и тот рухнул на колени прямо посреди комнаты. Левой рукой Мортус молча схватил старого архивариуса и бывшего регента Талара за волосы и одним лишь движением другой руки отсек ему голову.

— Этого даже в нежить обращать не станем, — презрительно произнес он, пиная тело Бенедикта на съедение вурдалакам, а голову швыряя бесстрастно наблюдавшему за всей сценой императору.

Себастьян брезгливо отстранил подальше от себя голову погибшего столь отвратительной смертью пособника и с поразительным хладнокровием обратился к Мортусу:

— Меня тоже попытаешься убить?

Клубящийся тьмой скелет противно заклокотал, что должно быть заменяло ему смех, но понять что именно развеселило его — непоколебимая смелость императора или заданный им вопрос, — понять было невозможно.

— О нет, я не убью вас, ваше величество, — отсмеявшись ответил Мортус. — Не смогу. Как вы сами не раз отмечали, одолеть вас может лишь Сильвестр Таларский, однако… — он сделал паузу и неприятный звук, раздающийся откуда-то из пустых челюстей скелета, повторился, — одолеть нас — мертвых — не сможете ни вы, ни он, ни кто либо еще. Заклинанием вашего брата вы создали то, с чем не в силах справиться, и я подумал: «Если вы не можете управлять нами, зачем вы нам?».

Говоря это, Мортус почти вплотную приблизился к Себастьяну, но на лице императора не дрогнул ни единый мускул, напротив, он сделал ответное движение навстречу скелету и, глядя прямо в пустые его глазницы, вызывающе спросил:

— Почему ты так уверен в том, что я не могу с тобой справиться?

— О, я не сомневаюсь в вашем могуществе, ваше величество! — сказал Мортус. — Вы настолько сильны, что можете само время повернуть вспять и вернуть к жизни умершего даже многие тысячи лет назад, что вы и проделали с титаном Тифусом. Казалось бы, что может помешать вам сделать тоже самое со всеми нами: вернуть плоть одним и вернуть в могилу других? При условии что вы найдете труп, с которым я поделился плотью, и отмотаете наши часы на то время, когда мы не были едины, это могло бы сработать. Однако представьте, какой это немыслимый труд — проделать тоже самое для всех нас! — не говоря уже о том, что для воскрешения некоторых существ, как например титанов, потребовались тысячи жертв. А дело ведь еще и в том, что заклинание Сильвестра не просто убивает и не совсем воскрешает: оно непостижимым образом разрывает плоть и душу на мириады кусочков и собирает их вновь, разделяя между двумя существами, которые с тех пор не живут и не умирают. Это удивительная магия, ваше величество (я искренне восхищен вашим братом!), но она несет на себе печать хаоса, и что-то мне подсказывает, что даже осколку порядка не обратить ее действие.