Рэй Карсон - Корона из пепла

— Да, — тихо сказал он. — Прекрасна.

— А вы знали, что иногда вечером, если правильно рассчитать, можно на закате увидеть Кровавые горы? Когда солнце садится в океан, горизонт на западе светится красным, ярко, как кровь. Это удивительно.

— Нет, я этого не знал.

— Вам стоит посмотреть сегодня. А днем, когда жарче всего, все цвета в мире сливаются там, где песок соединяется с небом. И получается световая рябь.

— Ну и ну.

Я пристально посмотрела на него, обеспокоенная его изумленным голосом. Он что, смеется надо мной?

— Конечно, и у вас есть место, которое вы любите больше всего? Куда вы всегда рады вернуться? Где вы чувствуете себя собой?

Пока Гектор обдумывал ответ, наша процессия сдвинулась вправо, чтобы пропустить торговый караван: несколько запыленных наездников, на лошадях и верблюдах. Они с изумлением смотрели на королевскую карету и старались не приближаться. Впереди нас Мара вышла из повозки для слуг и пошла пешком. Я не винила ее — я тоже не решилась бы ехать в одной повозке со Штормом.

— Да, такое место есть, — сказал наконец Гектор.

— Как королева я приказываю вам рассказать мне о нем. — Мне хотелось сбросить свой чепец горничной, подставить голову небу и солнцу, но я не смела. Все в нашей процессии знали, кто я — иначе план не сработал бы — но рядом с городом на дороге было слишком людно.

— Ну, раз вы приказываете, — сказал Гектор, криво усмехнувшись, — я расскажу вам о Вентьерре, графстве моего отца.

Почему-то мне захотелось подразнить его.

— Да? Конечно, этот клочок грязной земли не сравнится с пустыней. — Широким жестом я обвела дюны.

Он выслушал это спокойно.

— Этот «клочок грязной земли» покрыт холмами, ярко-зелеными в сезон дождей, и золотыми — в засуху. Трава, как океан, ходит волнами в ветреные дни. Издалека она мерцает, как бархат. — Он говорил, и голос его становился все спокойнее, а морщины на лице разглаживались. — Волны разбиваются о прибрежные утесы, и в воздух поднимаются белоснежные брызги. У устья реки озерца, которые наполняются во время прилива — я часами играл там в детстве. Но ничего нет красивее, чем виноградник в пору сбора урожая. Ряды виноградных лоз, тяжелых от спелых пурпурных ягод…

— Ах да, — сказала я. — Эта картина у вас в комнате.

— Да. Я крал ягоды, приготовленные для вина, втайне от отца. Мне было жаль их, их должны были жать и давить, превращая во что-то, неприятно пахнущее. Мне казалось, что винограду лучше быть виноградом, чем вином.

Я рассмеялась.

— Что я такого сказал?

— Ничего. Просто я никогда прежде не видела у вас такой улыбки.

Наши глаза встретились. Весь остальной мир будто провалился сквозь землю, и я думала лишь об одном: Боже, как я люблю его улыбку. Он будто сбросил несколько лет, и под ними я увидела мальчика, того, что играл в приливных озерцах и спасал беспомощный виноград. Что стало с этим мальчиком? Должно быть, виной Алехандро. И война. И я.

Я сказала:

— Я бы хотела когда-нибудь увидеть Вентьерру.

Улыбка его поблекла.

— Я тоже.

— Значит, скучаете по ней?

Он лишь пожал плечами.

Я смотрела, как его профиль становится все более жестким. Это так похоже на него — он старается подавить чувства, чувствовать поменьше.

— Я не думала, что вы так тоскуете по дому.

Он отвернулся.

— Я не говорил…

— И без слов ясно.

Он смущенно пожал плечами.

— Мне нравится мой дом в Бризадульче.

— Я рада этому.

Занавески в окне королевской кареты раздвинулись, и показалось лицо Химены. Я улыбнулась и подмигнула ей. Она улыбнулась в ответ, но, увидев рядом со мной Гектора, помрачнела. Занавески снова закрылись. Я нахмурилась, глядя туда, где только что было ее лицо, и не понимая, что у нее на уме.

Когда песок стал бронзовым в свете вечернего солнца, мы миновали оживленную путевую станцию из отдельных хижин и конюшен, крытых пальмовыми ветками, и разбили свой лагерь вдали от дороги, на песке.

Я заглянула в королевскую карету за своими вещами и палаткой. Химена сидела рядом с мнимой Элизой с недовольным и строгим лицом. Девушка бессильно сгорбилась под вуалью и короной, на платье ее темнели пятна от пота. Мне стало жаль ее.

— Думаю, корона больше не нужна, — сказала я ей. — И вуаль тоже. Мы далеко от дороги, вы можете открыть занавески и освежиться.

Они с Хименой должны были ночевать в карете в виде заманчивой мишени для возможных наемных убийц.

— Спасибо, ваше величество, — робко проговорила она. Я не потрудилась узнать ее имя — не хотела, чтоб она стала для меня живым человеком.

Я достала из-под скамейки свой узел и палатку. Крикнула Гектору:

— Где мне расположиться?

Он показал на свободное место.

— Мы устроимся вокруг вас.

Я развернула скрученную палатку, достала колышки и приступила к работе. Пальцы двигались автоматически, помня когда-то привычные движения, и это было так же приятно, как хруст песка под ногами и хлопанье ткани, развеваемой ветром. Я оставила вход открытым, подвязав полотно с боков, порылась в своих вещах в поисках кремня для разжигания огня и забросила узел с вещами в палатку. Пора было разводить костер и готовить ужин, если Мара уже не сделала этого.

Передо мной встала чья-то тень, и я едва не выронила кремень.

Конде Тристан смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Кажется, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро ставил палатку. Я не знал, что вы так умеете. — Вокруг меня все ставили палатки, в том числе большую, где должны были спать Белен и Алентин.

Я гордо усмехнулась.

— А вы думали, я в Мальфицио целыми днями вышивала? Писала стихи о пустынных закатах?

Он провел рукой по волосам.

— Нет. Но я предполагал, что это была более… административная работа.

— А еще я умею разводить костер, свежевать кролика, искать съедобные растения, ухаживать за ранеными. — Было приятно честно хвастаться. — Ах да, и еще я умею отпугивать хищников, стреляя чем-нибудь из рогатки.

В нескольких шагах от нас Гектор снимал седло с гнедого коня и стреноживал его. Он поднял глаза и встретился со мной взглядом, на лице его играла самодовольная усмешка. Гектор, по крайней мере, не удивлен моими умениями. Может быть, даже горд. От этого мне стало теплее.

Позднее, когда мы сидели вокруг костра и ели суп, приготовленный Марой, — не из тушканчиков, а легкую похлебку с чечевицей и сушеными овощами — солнце опустилось за море. Я не думала о том, загорается ли небо красным на горизонте — я смотрела на север. Хотя мы были слишком далеко от Бризадульче, чтобы видеть его стены, по мягкому сиянию на темном небе видно было, где он. Наверное, тысячи фонарей и свеч горели в моем городе. С отчаянием я подумала, насколько счастливее, безопаснее, живее я чувствую себя вдали от него.