Рэй Карсон - Корона из пепла

Я чуть не уронила фонарь.

— А… Хорошо… я польщена, конечно. Пообещайте, что принесете показать мне ребенка, когда он родится.

Он стукнул себя кулаком в грудь — знак твердого обещания.

— Клянусь, ваше величество.

Странная вещь — быть королевой, когда каждому твоему слову придается особый смысл. Я чувствовала себя неловко, с фонарем в руке спускаясь по холодной узкой лестнице. Платье волочилось по ступеням сзади меня, но мне было все равно. По пути я молилась, просила Бога благословить ребенка Мартина, может быть, Элизу, чтобы она выросла очаровательной, стройной и красивой.

Желтоватое мерцание освещало мой путь. Я скользнула под низкую арку и оказалась в огромном Зале Черепов.

Это настоящий храм костей. Черепа лежат в нем, как кирпичи, до самого сводчатого потолка, уходящего во мрак. Посередине стены тянется ряд крупных черепов, их челюсти открыты и внутрь вставлены зажженные обетные свечи. Изогнутые реберные кости обрамляют темнеющие углубления в стенах.

Я устала от смерти. Когда я закрываю глаза, я вижу кровь, уходящую в песок, плоть, тающую, как воск, в огне анимагов, гангренные язвы, безжизненные глаза. Но эти прекрасные черепа свободны от гниющей плоти, они спокойно улыбаются. Мне нравится это напоминание о том, что смерть лежит в самом основании моего города, что после смерти что-то остается на века.

Я вошла в третью пещеру направо, к усыпальнице короля Алехандро де Вега. Здесь еще пахло розами и ладаном. Я закрепила фонарь на стене и стала ждать, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Было слышно, как где-то в пещерах течет подземная река. Она была так близко, что колебала влажный воздух, и свет фонаря беспокойно мерцал.

Пять каменных гробов покоились на гигантских пьедесталах, но скудный свет фонаря озарял только ближайшие три. В одном лежал отец Алехандро. В другом — первая жена моего мужа, умершая при рождении нашего принца, Розарио.

А в третьем — мой муж.

Гроб был покрыт шелковым флагом, я провела по нему пальцами. Флаги свисали и с других гробов, но они были изъедены временем, а может быть, влажным воздухом, что колол мне ноздри.

— Здравствуй, Алехандро, — мой шепот эхом разнесся вокруг.

Говорить с мертвым глупо. Могут ли переступившие барьер, что отделяет нас от загробной жизни, видеть и слышать тех, кто остался? Священная Книга не разъясняет этот момент. Но я все равно говорила с ним, потому что даже глупое утешение — это уже кое-что.

— Сегодня я видела, как человек сжег себя. Я думала о тебе, о том, как они сожгли тебя. — Я положила руку на гроб и на секунду представила, что там, под камнем, бьется сердце Алехандро. И отдернула руку.

— Кворум хочет, чтобы я снова вышла замуж, и думаю, я должна сделать то, о чем они просят. Наш брак был посмешищем, я знаю. Но все же под конец мы стали друзьями. Ты даже сказал, что мы могли бы полюбить друг друга, если бы у нас было время. Или это было лишь последним знаком твоей доброты ко мне?

Я сама сегодня подошла к смерти вплотную, я всецело приняла ее, и ее правда прошла сквозь меня. Анимаг мог направить свой огонь на меня. Я погибла бы молодой, как большинство хранителей до меня.

И как только эта мысль пронзила меня, мне вдруг страстно захотелось сказать Алехандро то, что я никогда не могла сказать, пока он был жив.

— Ты был хорошим человеком, но ужасным королем. Нерешительным, испуганным, неблагоразумным, — я едва сдерживала слезы от нахлынувшего на меня все еще острого ощущения утраты. — Ах, а теперь мне кажется, я судила тебя слишком строго. Я должна сказать тебе, потому что мне надо сказать кому-нибудь, что я… напугана. Я боюсь быть королевой. И я не уверена, что до сих пор была хорошей королевой. Химена говорит, что я первый монарх в истории, который является также и хранителем. Но мне всего шест… семнадцать. Что, если я даже хуже, чем ты? Может быть…

Амулет похолодел. У меня перехватило дыхание, холод побежал по жилам, онемели пальцы. Я обернулась в поисках источника опасности.

По склепу пронесся порыв ветра. Фонарь потух, и я осталась в темноте.

Я начала горячо молиться, чтобы Господь защитил меня. Амулет в ответ чуть потеплел, достаточно, чтобы я смогла снова дышать и думать.

Я думала о том, стоит ли закричать. Но крик тотчас выдаст мое местонахождение тому, кто скрывается в засаде.

Мне нужно было оружие. Я лихорадочно искала что-нибудь, что угодно. Шелковый флаг колыхался от моего дыхания. Я схватилась за его кисти и стянула его с гроба. В воздух поднялось облако пыли, и я еле сдержалась, чтобы не чихнуть. Флаг длинный, вдвое больше моего роста. Продолжая молиться, я сложила его пополам, затем еще раз.

Я понятия не имела, что с ним делать. Высунуться из склепа, вооруженной шелковым флагом, — нелепая идея. А в пустыне я научилась тому, что глупо драться, когда можно убежать и спрятаться.

Два гроба стояли пустыми в ожидании своих окончательных обитателей. Мне вдруг пришло в голову, что я могла бы залезть в один из них, скрестить руки на груди и закрыть глаза. Вместо этого я залезла под ближайший ко мне и пригнулась так, чтобы меня не было видно от входа. Мне нужно было всего лишь остаться незамеченной до тех пор, пока Гектор не придет за мной.

Какая-то тень скользнула в темноте.

У меня сердце ушло в пятки. Кто-то был здесь, в склепе, все это время.

Я отшатнулась, но мне было так холодно, я двигалась так медленно.

Свет вспыхнул на стальном острие. Я подняла флаг, закрываясь от яркого света.

Что-то разорвало шелк, скользнуло вниз, врезалось мне в руку, пронзило кожу, боль хлынула в плечо.

Я уронила флаг, отшатнулась, но ударилась о пьедестал. Лезвие метнулось еще раз.

Я вскрикнула, а оно, ударившись об амулет, вошло в мое тело, как в масло.

Боль была сокрушительна. Казалось, она разорвет меня.

Теплая волна хлынула вниз по животу и бедрам. Лезвие вышло, и я упала на камень. Я лежала на боку, щекой в луже собственной крови.

В последний момент я подумала о том, как удивится Алехандро, увидев меня.

Я очнулась так, будто увидела сон — сон из света, жара и боли.

Надо было открыть глаза, но я даже представить не могла, где мне найти их. Хотелось закричать, но я была слишком далеко от своего тела, чтобы понять, как это сделать. Я осталась одна в пустыне собственного разума, в буйстве песка и света.

…скоро умрет, мне показалось, что я слышу голос генерала, откуда-то издалека, будто из другого мира. …священник… последнее причастие. Он хочет, чтобы я умерла. Я знала это точно, даже отсюда, из этой дали.

Но я отказалась.

И позднее, может быть намного: Элиза?.. Гектор… рука шевельнулась! На этот раз тонкий голосок Розарио — того, кто по-настоящему хочет, чтобы я выжила. Я зацепилась за эти слова, схватилась, как за последний спасательный трос.