Рэй Карсон - Корона из пепла

Меня поразили его слова не меньше, чем спокойный деловой тон: необратимые последствия. Сердце сжалось от одной мысли об этом. Я некрасива. Я плохо понимаю придворную жизнь. Я не всегда веду себя так, как подобает королеве. Но я хорошо образована и умна. Мой ум — мое единственное преимущество, единственное, чем я позволяю себе гордиться. Повреждение недопустимо.

— Когда это станет ясно? — спросила я дрожащим голосом. — Останутся ли… последствия? — Этот разговор лучше было бы продолжить наедине, без стражи. Может быть, неблагоразумно открывать им, что новая королева так скомпрометирована.

Доктор Энзо неловко похлопал меня по плечу.

— То, что вы в сознании и в твердом уме, — хороший знак.

Меня это не убедило. Но я слишком устала, чтобы думать об этом дальше. Глаза мои закрылись сами по себе.

Нет. Я заставила их открыться. Я и так слишком долго спала.

— Доктор, пошлите кого-нибудь за моим мажордомом. — Он должен немедленно сообщить мне, как обстоят дела. Конде Эдуардо и генерал Луз-Мануэль, несомненно, правили за меня в мое отсутствие, и если они при личной встрече готовы утверждать, что я недееспособна, то сколько они могут натворить, пока я больна?

Мажордом явился через несколько минут. Это унылый человек, питающий склонность к кружевам и ярким цветам, но у меня вызвала невольное восхищение его спокойная уверенность, когда моя стража обыскивала его в поисках оружия. Вероятно, впервые, с тех пор как он занял столь высокое место при дворе, с ним обращались так бесцеремонно.

— Спасибо, что так быстро пришли, — сказала я тихо, пытаясь смягчить суровость приема.

Не успев выпрямиться после поклона, он выпалил:

— Ваше величество, городской гарнизон только что подавил очередной мятеж. Произведено несколько арестов.

Я попыталась сесть, но боль повалила меня обратно на подушки.

— Еще один мятеж? — тихо сказала я. — Почему?

— Было уже три против повышения налогов. Все были быстро подавлены гарнизоном, но каждый новый становился все масштабнее…

В голове все поплыло. Мятежи? Повышение налогов? Как я могла забыть о повышении налогов? Может быть, именно это доктор Энзо назвал «необратимыми последствиями»?

— Напомните мне, — сказала я осторожно, — когда произошло повышение налогов?

— Кворум утвердил его, пока вы были без сознания.

Я вытаращила на него глаза.

— Они имеют на это право?

— Согласно статье 67 Соглашения, когда монарх физически неспособен выполнять свои обязанности, самый давний член кворума должен голосовать за двоих.

— У генерала было два голоса?

— Да.

Я стиснула руками простыни, но резкая боль в предплечье заставила меня разжать кулаки. Может быть , и я проголосовала бы за повышение налогов , — сказала я себе. — Может быть , это к лучшему. Нам необходимо пополнить казну для восстановления города. А также для восстановления армии, прежде чем инвирны начнут новое наступление.

— А как голосовал Гектор? — тихо спросила я.

— Он воздержался.

Я с облегчением откинула голову, хотя и сама не понимала, почему для меня это так важно.

— Спасибо за ваш доклад, — сказала я ему.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Постойте!

Он склонился в куртуазном поклоне.

— Ваше величество?

— В тот день, когда анимаг сжег себя. Вы приказали запереть ворота дворца?

— Нет, ваше величество.

— А кто?

— Это был генерал Луз-Мануэль.

Солдат сказал мне, что это был конде. Конде сказал, что мажордом. Что от меня скрывают?

— Вы говорили с генералом лично?

Он задумался, сдвинув брови.

— Мне передал слова его милости лорд Франко. Ему можно доверять. Я поступил неправильно?

Снова Франко. Надо встретиться с ним лично, и поскорее.

— Нет, вы поступили правильно. Полагаю, город тщательно обыскали?

— Других инвирнов не обнаружено, но я уверен, что возможность нового нападения повлияла на эти неожиданные мятежи.

Мой город разваливается на части. Я чувствовала это так же ясно, как в тот момент, когда стояла с Гектором на городской стене и смотрела вниз.

— Спасибо. Вы можете идти.

Доктор Энзо объявил, что я не в том состоянии, чтобы проводить совещания и даже принимать решения, поэтому мажордом изменил мое расписание. Но я просто не могла вынести собственной бесполезности. Я по несколько часов в день лежала в постели без сна, пытаясь придумать, как управлять страной, лежа в постели. Сначала я вызвала к себе лорда Франко, человека, о котором говорили, что это он приказал запереть дворец, но мне было сказано, что он уехал на юг, во владения конде Эдуардо, чтобы там следить за восстановительными работами.

Я потребовала у генерала Луз-Мануэля отчета о повышении налогов. Он уверял, что это решение не терпело отлагательств. Ему сообщили, что королева, вероятно, не выживет, и можно ли винить его в том, что он действовал без промедления, когда так много безработных жителей Бризадульче с нетерпением ждут начала восстановительных работ, возможных лишь после повышения налогов?

Хотя из его доводов следовало, что мне не в чем его винить, в голове у меня все вертелось то туманное воспоминание: генерал склонился над моим окровавленным телом в нетерпеливом ожидании моей смерти. Что-то другое мерещилось мне под гладкой поверхностью дипломатической вежливости. И я была уверена в своей правоте.

Принц Розарио сначала часто навещал меня, убегал от няни, чтобы побыть со мной, когда стража делала вид, что не замечает его. Но когда мальчик убедился, что я не умру, как его отец, его посещения стали менее частыми. Я не возражала. Тяжело было лежать с ним рядом не в состоянии даже взъерошить его волосы или поиграть с ним в карты.

Слух о том, что я ищу мужа, распространился со скоростью пожара — хотя я даже не сделала официального заявления. Подарки от аристократов лились ко мне рекой — в особенности от потенциальных поклонников — и были до странного личными. «Сапфировые серьги в тон вашему амулету», — гласила одна записка. «Так как вы изучаете Священную Книгу, вот древняя копия “Искусства войны”», — прочла я в другой. Так много было незнакомцев, которые столько знали обо мне и осыпали меня бесценными подарками, просто чтобы получить шанс привлечь мое внимание.

Никто не знал, что делать с подарками, так что Химена просто складывала их в углу атриума, чтобы позже разобрать.

Я также получала куда менее приятные письма. Один дубильщик, обвиняя меня в том, что у него нет шкур, чтобы заниматься своим ремеслом, призывал меня к отречению от престола. Молодая вдова с четырьмя детьми умоляла о какой-нибудь работе. Алтарник из монастыря Пуэрто-Верде прислал засохшую черную розу и написал, что нечестивое колдовство амулета очерняет мою душу и насмехается над нашими самыми сокровенными таинствами.