Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

Интересно, откуда она подтекала? Сверху? Через одну из могил? А может, из места, которого он пока не нашел?

Он вслушивался в тишину и вскоре услышал легкий плеск, доносящийся из-за прямоугольного саркофага. Пошел туда, подсвечивая себе факелом и внимательно вглядываясь в щели в стене.

И вскоре встал перед низкими, окованными дверьми, ведущими в дальнюю часть подземелья. Казалось, их старательно врезали в стену. Но сквозь щели просачивались струйки морской воды.

Дернул за ручку, но безрезультатно. Любопытно, что на двери не было ржавчины: казалось, еще несколько дней назад крипта была не залита. А поскольку Вийон так и не справился с дверью путем уговоров, то сунул факел в щель в стене, а потом добыл из сумы Царя Давида и атаковал замок коварством. Ему даже не пришлось напрягаться. Достаточно было сконцентрироваться на минуту, и замок уступил, послушный, словно девица.

Полный нетерпения, он ухватился за ручку, потянул – и тогда дверь отскочила с такой силой, словно изнутри ударил в нее осадный таран. Из темноты хлынула вода, неся на своем хребте водоросли и снулую рыбу. Поэт отлетел назад, рухнул на прогнивший гроб, развалил его в щепки, раздавил скелет, моментально вымок с головы до ног. Отчаянно рванул наверх, царапая руки о кости и ребра. Но мог больше не спешить – вода уже опала. Поднялся, тяжело дыша, к счастью, неожиданный потоп не намочил факел, воткнутый в щель в стене. Вийон подхватил его и осмотрелся.

За железной дверью находился небольшой восьмиугольный ораторий. Комнатка буквально пять на пять шагов, заставленная старыми гробами. Каменный пол все еще покрывал тонкий слой воды, и Вийон наклонился, рассматривая колышущиеся водоросли и рыбу. Опустил факел и по серому брюху, покрытому мелкими коричневыми точечками, узнал лосося, морскую рыбу.

Откуда, ради рогатого дьявола, она взялась в этой крипте?

Он осмотрел стены, но нигде не нашел дыры или щели. Напротив: стены выглядели мощными, а камни соединены были раствором исключительно крепко.

Он так и не нашел бы решения загадки Фаустина, если бы не присмотрелся к гробам. Все они были целыми, за исключением одного, разбитого и частично разваленного. Внутри он увидел прогнивший до костей труп человека, одетого в обрывки бенедиктинской сутаны и митры. А рядом с телом Вийон заметил треснувший пастораль [194] Посох настоятеля монастыря. .

Поэт отыскал медную табличку. Когда посветил факелом, буквы почти резанули глаза. Преподобный Бенедикт Гиссо. Предыдущий аббат монастыря Мон-Сен-Морис.

– Аббат Гиссо спрятался в южном крыле трансепта, – выдохнул ему в ухо голос Якова де Монтея. – Хотел быть подальше от моря…

Подальше от моря. Пока выглядело так, что море само пришло к его преподобию. Ведь что еще все это могло значить?

Он заглянул в развалившийся гроб. Покойник скалил ему зубы в жестокой ухмылке. Какая тайна соединяла его с Фаустином? Что же такого он сделал, что так боялся воды? Потому что, проклятие, он ведь не выбрал этого места для отдохновения только потому, что не умел плавать!

Что-то лежало на груди аббата. Кожаный тубус, сжатый костистыми руками покойника. Вийон дернулся за тубусом, освободил из мертвой хватки, поскольку мертвец до конца оборонял свои тайны. А когда распорол ножом кожу, глазам его предстал свиток пергаментных листов.

Листов, исписанных ровным мелким почерком, покрытых короткими строками знаков и букв, образующими длинные колонки.

Это были стихи аббата!

Несколькими минутами позже, грязный, воняющий трупами, мокрый, он осматривал листки в маленькой келье, которую выделил ему аббат. Едва он начал читать стихи, как холодная улыбка растянула его губы. Монастырь Мон-Сен-Морис уж никак не был святым местом, а аббат Гиссо вовсе не отличался от многочисленных духовных отцов и наставников Вийона.

Начиналось все неплохо:

«Все интересней, – подумал Вийон. – Вот же проклятущий господин настоятель! Пожалуй, это даже складнее, чем мои собственные вирши!»

Дальше было еще лучше:

«Однако! – подумал Вийон. – Фаустин, похоже, был любовником и поверенным аббата Гиссо. Но вскоре отобрал его епископ Норбонны. Потому-то и хочет он теперь, чтобы я выкрал для него останки этого монашка… Ищите, и обрящете, стучите, и откроют вам. Почитаю дальше», – решил Вийон.

Дальше было признание. Поэма, в которой аббат славил совершенные пропорции и чудесную красоту юношеского тела Фаустина.

А потом Вийон нашел то, что искал.

Стало быть, когда аббат убедился, что Фаустин желает уйти к епископу, впал в ярость и приказал отправить его в… Затопленную крипту! Постепенно все становилось ясным.

Вийон держал в руках плод грешной одержимости аббата Гиссо. Нет, он не был поражен и не испытывал отвращения. Франсуа закончил Наваррский коллеж, а потому издавна был знаком с фактом, что содомия купно с симонией, обжорством и пьянством расцветала в монастырях столь же буйно, как цветы в королевских садах Лувра. Во время своей карьеры бакалавра поэт узнал множество честных и мудрых людей из духовного сословия и уже привык, что ученик не всегда получал от своего мастера знание об Аристотелевых толкованиях и правилах Альберта Магнуса. Порой это было знание, касающееся вещей куда более мистических, чем таинственные трансмутации Демокрита, сиречь – любовные связи между людьми. А Вийон начал свою преступную карьеру как раз с того, что отверг исключительно навязчивые авансы некоего священника, в чем весьма помогли ему несколько точных ударов кинжалом, поэтому и пришлось ему бежать из Парижа.