Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

Часовенка была каменной, старой как мир, с небольшой башенкой и сигнатуркой – колоколенкой, в которой – Вийон помнил – было разбито окно. Это была дыра в укреплениях прелата, дыра в стене, через которую они могли прокрасться в охраняемую крепость врага незамеченными. Если только никто не увидит их на крыше часовенки.

Вийон забросил «кошку», проверил, как держит веревка, и обвязался в поясе.

– Стой на стреме, – прошипел он Кроше. – Если вдруг что – свисти два раза. Если… если не вернусь до примы, сматывайся через стену и больше не лазь в эту проклятую плебанию. Понял?

Парень покивал. Вийон дернул за веревку и принялся быстро подниматься по стене. Вскоре он оказался на крыше. Старые доски под ним затрещали, но выглядели достаточно крепкими, чтобы выдержать тяжесть человека, даже отягощенного – как Вийон – немалым числом как смертных грехов, так и обычных святотатств и проступков.

Никто его не заметил, когда он карабкался к сигнатурке, волоча за собой веревку с «кошкой». Верные, толпившиеся у прихода Святого Лаврентия, должно быть, вернулись к молитвам – из-за стен доносились теперь слова псалмов. Приближалась ночь, улочки вокруг церкви тонули в серых тенях, огоньки лампадок появились в окнах немногочисленных домов, которые выделялись черными своими контурами, словно надгробные плиты и молельни, освещенные лампами в праздник Всех Святых. Выглядело все это так, словно церковь находилась в центре погоста и должна была вскоре сделаться могилой поэта и грабителя.

Вийон не осматривал окрестности. Он следил за тем, чтобы какая-нибудь доска не треснула под ногой, выдав его местоположение, а еще – чтобы не скатиться кувырком во внутренний дворик плебании. Он долго полз вверх, нащупывая дорогу, пока не добрался до края остроконечной крыши. На четвереньках двинулся вправо – и через минуту был на колоколенке.

Ставня слева висела на одной петле. Она легко поддалась, открыв мрачную бездну. Вийон чувствовал, как трясутся у него руки, а сердце стучит, как военный барабан перед битвой. Хотя по сравнению со стройной Королевской Капеллой или с мощным собором Богоматери церковь Святого Лаврентия выглядела как горбатый карлик, высота ее нефа составляла добрых сорок футов. В случае малейшей ошибки это означало, что, упав, он переломает себе все кости, а может, и свернет шею, после чего его не спасут никакие чудесные исцеления – даже если предположить, что такие на самом деле случались в приходе Святого Лаврентия.

Он неторопливо зацепил «кошку» и бросил веревку в отверстие. Перекрестился на всякий случай, а потом, обернув шнур вокруг пояса, пролез в отверстие и начал медленно соскальзывать в черную яму нефа. Несмотря на его опасения, спуск продлился недолго. Он услышал шорох веревки и через несколько мгновений почувствовал под ногами каменные плиты. Он находился в самом центре храма.

Темнота стояла чернильно-черная. Густая, как плотная завеса из черных мыслей прелата де Ноая, и столь ощутимая, что, казалось, можно дотронуться до нее рукой. Только к северу от поэта горели синевой и зеленью витражи в остроконечных окнах абсиды.

Вийон подождал, пока успокоится громко колотящееся сердце. Достал трут и огниво, высек искру, зажег небольшой фонарь. Подождал, пока свет перестанет его ослеплять, а взгляду предстанет золотистый ореол сияния, что окружало теперь его самого, будто какого святого. Он осмотрелся вокруг, а потом двинулся сквозь ночь. Миновал лавки, стоящие на каменном полу, прошел мимо каменных колонн, подпирающих своды. Свет выхватывал из темноты сцены и фигуры. Оживало толстенькое личико ангела, напоминающего большого головастика, вызывая ошеломительную пляску теней на пальмовом своде [116] Обычная для готической архитектуры структура свода, где основы нескольких полукруглых сводов сходятся в одной точке, что создает снизу рисунок, похожий на пальму. , освещало спокойное лицо Христа, прибитого к кресту, черный абрис пустой исповедальни, полукруглую пропасть абсиды, прикрытую незаконченным деревянным алтарем, в котором пока не хватало половины статуй.

Вийон искал дверь, что вела к истине. Не было у него ключа от нее, должно было ему хватить воровских отмычек и шельмовского нюха, который обычно и приводил его к золоту и богатству. Нынче, однако, он надеялся, что тот приведет его прямиком к тайне Раймона де Ноая.

Огромные двери, ведущие из церкви наружу, были закрыты на замок и заложены засовом. Других же он не видел. Но как же попадал сюда священник? Ризница! И верно – были там некие ворота, за которыми исчез прелат, когда Вийон пытался остановить его в первый раз, после исповеди, во время которой он шантажировал священника. А значит, должна там найтись и некая дверка, через которую можно пробраться в дом пробста.

Поэт пошел туда и вскоре обнаружил низкие обитые железом двери, встроенные в каменную стену. Ему стало интересно, зачем прелат запирал ризницу. Вийон не мог вспомнить, чтобы что-то подобное случалось в соборе Богоматери, где вокруг хоров выстраивался полукруг меньших молелен, доступных для паствы. Интересно…

Дверь была заперта, поэтому Вийон достал отмычки, благодаря которым обычное воровство в глазах судий могло превратиться в наглый взлом, обычно караемый не просто виселицей, но еще и волочением по парижской мостовой, четвертованием либо колесованием – и только потом милостивой казнью.

Он быстро поласкал сладкую щелку поповских дверей кривым клювом. Когда отмычка встретила сопротивление, Вийон стал действовать настойчивее и поменял ее на «царя Давида». Затвор щелкнул, провернулся. И тогда поэт, потный и мокрый, заменил Давида соблазнительной Саломеей и вскоре получил на руки «голову Иоанна Крестителя» – замок с хрустом провернулся: дверь сделалась проходом.

Вийон сразу же нажал на ручку, потянул тяжелую плиту дверей на себя и посветил фонарем в галерею, обходящую каменную абсиду церкви.

То, что он увидел, его удивило. Он ожидал увидеть сокровища или – как знать – святотатственные картины, место проведения шабашей или обучения манихеев. Однако увидел в ризнице лишь толстые, спутанные ветви тернистых кустов или деревьев, что загораживали проход. Колючую решетку из веток толщиной в мужское запястье, лозы, усеянные длинными шипами. Он посветил ниже. Удивительные растения поднимались прямо из порога, росли из щелей между камнями, преграждали проход и исчезали за дверьми – наверняка взбираясь по стене помещения.

Странно и тревожно это было.

«И насадил Авраам при Вирсавии тамарисковое древо и призвал там имя Господа, Бога вечного …» [117] Быт., 21:33. В русском Синодальном переводе Библии речь идет не о «тамарисковом древе», но о «роще», что было изменено в данном переводе. – завертелись в памяти Вийона слова из Библии. Не знал, что обо всем этом и думать. Ветки? Лозы? Деревья? Попытался отодвинуть их в сторону, чтобы освободить себе проход, но лишь исколол пальцы и порвал рукава куртки. Вот сатана, как же тут проходил священник? А проходить должен был, поскольку Вийон не видел других дверей, ведущих из церкви.