Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

– Там, – поэт махнул рукой в сторону ризницы, – растет на кресте Иисус Христос или какой-то деревянный пророк. Не хочу вникать, кто он и что делает, как не хочу понимать, когда он отделится от дерева. Единственная моя цель теперь – свалить за стену и никогда сюда не возвращаться.

– Хочешь сказать, что ты шоссы обмочил при виде человека на кресте? Такой большой, а такой глупый! Вы ведь всякую неделю ему молитесь, а на крестный ход шагаете в процессии за умученным Спасителем. Или Страсти Господни напугали тебя до такой степени, что ты хочешь отказаться от возможности ощипать святого отца?

– Они потрясли меня настолько, что я хочу отсюда уйти. Даже девиц моих искать не стану. Пойдем, Кроше.

– В таком случае я сам отправлюсь в церковь и гляну, что ты там такого нашел. Человек, вырастающий из креста… это звучит интересно.

– Я не дам тебе веревку и не стану помогать залезать на крышу, – рявкнул Вийон. – Он сейчас погружен в летаргию. Я не допущу, чтобы он проснулся! Собирайся!

– В таком случае мы можем пойти в плебанию, – не уступал паренек. – Пока ты лазил в церкви, я заметил, что решетка над каменным переходом в абсиду ослаблена. Давай же, приди в себя! Вместо того чтобы самому трястись, лучше подумай, как тряхнуть прелата! Мы можем взять его за брыжи!

Вийон глянул на плебанию. Над каменным переходом в церковь виднелось маленькое зарешеченное окошко без ставней.

– Давай же! – запальчиво подбивал его малец. – Сам святой отец, не кто-нибудь, даст нам точнейшие разъяснения, что ты видел. А при случае еще и плебанию опустошим!

Вийон и сам не понимал, как так случилось, что вместе с Кроше он направился к усадьбе. Но, с другой-то стороны, хоть и был он напуган тем, что увидел, но совершенно не знал, что и думать о Деревянном пророке. Был ли Христос, вырастающий из креста, чудом – или же языческим идолом, творением дьявола и его ангелов? Теперь, когда он пришел в себя, припоминались ему куски той мрачной церемонии, свидетелем которой он стал в ризнице. Деревянный пророк принимал тело и плоть Христовы. А это означало, что сам он Божьим Сыном не был. Потому как для чего бы истинному Христу пить собственную кровь? Тут происходило нечто, что могло оказаться как ересью, так и откровением. Из двух персон, в плебании пребывающих и могущих объяснить ему истинное положение вещей – деревянного Христа и прелата, Вийон решительно предпочел бы священника.

Он быстро забросил веревку на крышу перехода, взобрался наверх. Кроше ловко, словно маленький кот, забрался следом. Окно было совсем рядом, им хватило и минуты, чтобы в четыре руки вцепиться в проржавевшую решетку.

Железо неожиданно оказало сопротивление. Вийон напрасно пыхтел, вцепившись в прутья; только когда присоединился к нему Кроше, ухватившись за другой конц решетки, им удалось отогнуть два прута. Вийон поддел кинжалом замок окна; они вынули раму, производя не больше шума, чем скрип древоточца.

Они оказались в небольшой комнате с каменным полом, устланным соломой, и с обитыми бархатом стенами. Тут стояло старое пыльное ложе с балдахином, от которого несло едва ощутимым запахом лаванды, отгоняющей насекомых, имелся тут также стол и tabula plicata со стулом и приборами для письма. Вийон сразу свистнул небольшую серебряную чернильницу. Обстановка комнаты говорила о достатке хозяина, и видно было, что такой добрый пастырь, как прелат Раймон, часто и тщательно стриг своих овечек, если уж хватало ему средств на столь достойное убранство.

Вийон отодвинул завесу в соседнее помещение. Кроме стола, двух лавок, нескольких картин, из которых одна представляла святого Лаврентия, прижигаемого на раскаленной решетке, остальные – снятие с креста, а последняя – преставление Богоматери, тут не было ничего достойного внимания. Вийон заглянул во все углы, но священника не нашел.

Теперь им не оставалось ничего другого, как спуститься вниз. В доме не было галереи с лестницей – каменные винтовые ступени были вмурованы прямо в стену. Как видно, дом плебании не всегда служил обиталищем для священника. Возможно, некогда был он частью парижских укреплений – такие ступени чаще встречались в башнях и замках, чем в мещанских усадьбах.

Вийон и Кроше спустились вниз на цыпочках. Как жаки, готовящие невинную шутку честной матроне, например, нассать ей сверху на чепец или роговую шляпу – а такой фокус был любимым развлечением слушателей Наваррского коллежа. Но на этот раз объектом их интереса была не дама или какая-нибудь уродливая шлюха, но сам отец прелат. Который, как они сразу же и убедились, и не думал убегать или доставлять им какие-либо хлопоты. Лежал крестом в нижней комнате, на камнях. Ноай подвернул сутану и поддетую под нее власяницу. Его голая, со знаками свежих шрамов спина светилась в полумраке белизной, а рядом лежал окровавленный бич. Священник не двигался, погруженный не то в молитву, не то в размышления.

Вийон и Кроше прервали его медитацию, схватив прелата за руки и выкрутив их назад, сунув ему в пасть край власяницы, чтобы он не принялся ненароком звать на помощь. Бросили его на ложе, прижали грудь коленями так, что он захрипел.

– Мы пришли дать тебе отпущение грехов, поп, – прорычал Вийон. – Исповедуйся, старый козлина! Говори, дьявол тебя возьми, что у тебя происходит и как зовется тот бес, которого ты прикармливаешь за алтарем в церкви!

Поэт вырвал ткань изо рта де Ноая, приложив при этом ему палец к губам. Но, невзирая на опасения, священник не закричал и не начал вырываться.

– Это не я, – с трудом прошептал прелат. – Я жил спокойно и богобоязненно, Бог мне свидетель… Это кара за мои грехи. Крест, чьего бремени я больше не вынесу.

– Рассказывай с самого начала. Как это все началось?

– Ангелин, этот несчастный дурачок, принес мне дубовый крест. Я положил его в ризничной, за алтарем. И когда однажды проходил мимо… услышал голос.

Вийон кивнул, но Кроше ухмылялся.

– Проклятый крест, проклятый дурак калека! Он приносил мне сотни крестов, поэтому я ничего и не подозревал! Голос хотел, чтобы я ему поклонился. Я сделал это и попал в дьявольские силки. Сперва в церкви начались чудеса с вином и гостией… Ты сам там был, сам видел… Этот голос… Я думал, что это Господь говорит со мной. И послушался. Поклонился ему. И тогда он пожелал, чтобы перед мессой я прятал за алтарем еще одну чашу с вином и киворий с облатками. А когда во время церемонии они превращались в тело и кровь Господни, приказал приносить их и выливать вино на крест и прикасаться к нему кровавой гостией… Боже, прости меня… Я это сделал.

– Что было дальше?

– Из креста начали вылезать волосы. Тогда я встревожился. Не знал, что делать. А потом… появилась голова. Сперва маленькая и высохшая, словно там внутри, – священник почти рыдал, – словно там внутри было совсем мало мозгов.