Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

Не обращая ни на что внимания, поэт нырнул в заросли. В диком отчаянии стал продираться на другую сторону; шипы цеплялись за остатки его порванной робы, раздирали в хлам рубаху и кожу на локтях и спине. И он прорвался. Влетел в главный неф, остановился, задыхаясь.

Оглянулся. Не мог удержаться, чтобы не взглянуть на Деревянного пророка. Сквозь дверь видел лишь небольшую часть ризницы, каменную стену, на которую свет оставленного внутри фонаря отбрасывал черную тень от висящей на кресте фигуры.

– Поклонись мне, сыне!

Голос долетал отовсюду, разносился эхом по темному нефу и молельням церкви. Ввинчивался в уши Вийона, словно свист палаческого меча. Поэт молчал. Смотрел на тень бьющейся на кресте фигуры; знал, что Господь из дуба хотел бы оторваться от креста, вырвать обрубки рук и ног, словно насекомое, стремящееся покинуть пустую скорлупу оставленной куколки.

Он развернулся и помчался к главным дверям церкви.

Тихий шелест преследовал его по пятам. Колючие ветки одна за другой высовывались из деревянных лавок и главных ворот, ползли к нему, словно щупальца, чтобы поймать поэта в змеиные объятия.

Что делать? Господи, помоги!

Вийон выхватил было кинжал, но опустил руку. Чем могла бы ему помочь чинкуэда из миланской стали? Он хорошо знал, что колючие заросли разорвут его на куски с той же легкостью, как минуту назад – Кроше, даже будь он одет в полный рыцарский доспех. В поединке с терниями его кинжальчик был бы не более полезным, чем литания к Святейшей Богоматери – против удара двуручного меча.

Колючие ветви приближались к нему с хрустом и шорохом. Загородили дорогу к двери. Вийон отступал под стену, пытаясь держаться как можно дальше от деревянных частей строения.

– Поклонись мне, сыне!

От этого голоса раскалывалась голова, словно была ядром пороховой гранаты. Вийон отступил уже под каменную колонну, ударился спиной о какой-то постамент, глянул в сторону – и вдруг замер.

Рядом с ним стояла статуя Марии. Под ней каменный постамент был облеплен сотнями свечей. На полу, рядом с огромными пятнами расплавленного воска, стояли масляные лампы – видимо, их гасили на ночь, когда церковь закрывали.

Огонь! Дерево боится огня.

– Поклонись мне!

Поэт сорвал со спины робу – ту несчастную тряпку, в которую превратилась его одежда после столкновения с терновым кустом, – разбил над ней глиняную лампадку, вылил масло, схватил новый светильник.

Колючие побеги были все ближе, жестокие и неумолимые. Несущие меч, но не мир тем, кто не поклонился Деревянному пророку.

Терновая ветвь коснулась его ноги, обвилась вокруг щиколотки в тот миг, когда он доставал из сумочки трут и огниво, высек первую искру, вторую, третью…

Пронзительная, острая боль прожгла его. Он с отчаянием ударил металлом о кремень еще и еще раз, высекая искры дрожащими руками.

– Молю… гори… огонь… Маленькая моя искорка… Иисусе Христе!

Огонек выстрелил вдоль рукава пропитанного маслом одеяния. Побежал дальше, разгоняя мрак, выстрелил вверх, забился, загудел. Вдруг вокруг поэта сделалось светло словно днем.

Вийон схватил пылающую тряпку, крутанул ею вокруг себя, ударил по терниям, по ползущим к нему веткам – и те отдернулись с писком, хрустом и шелестом.

– Огонь! – крикнул он изо всех сил. – Пусть вас поглотит ад, проклятые!

С яростью схватил еще один светильник, плеснул маслом на спутанные терновые ветви, ударил пылающей тканью. Живые заросли занялись огнем, отскочили, освободив больше места, и Вийон почти почувствовал, как там, в ризнице, шевельнулся на кресте пророк, а с уст его сорвался мучительный рев.

– Распну тебя, проклятый ты бес! – завыл поэт. Одним движением метнул масляную лампадку на деревянные скамейки, из которых один за другим выскакивали колючие побеги. Какая-то ветка хлестнула его по затылку – он отогнал ее огнем, зажег свечу и кинул ее прямо в лужу разлитого масла. Пламя выстрелило вверх, загудело и зашумело, лизнуло исповедальню, пробежалось по деревянным лавкам, поднялось вверх. А потом запылали деревянные кресты под стенами.

Горящая ветка стеганула Вийона по лицу, отбросила назад, между лавок, но поэт не отпустил факел. Замахнулся, бил пищащие и корчащиеся в огне побеги.

А потом пошел, размахивая над головой пылающей робой, обожженный и искалеченный, словно Христос после бичевания, прямо к главному алтарю.

Колючие ветви стегали его в бессильной злобе. Порой ударяли, но отдергивались от огня. Вийон бежал, спотыкаясь, оставляя позади след из капель крови. Так он добрался до ступеней хоров, плеснул маслом из последней лампадки на узоры и резные изображения святых, на сцену распятия и летающих над ней ангелов.

И бросил туда остатки догорающей робы…

Огонь поднялся высоко – аж под деревянную крышу храма. Запылали колючие лозы и ветки, балки и деревянные подсвечники у алтаря.

Вийон услышал яростный крик Деревянного пророка. И сразу после этого ударило горячее дыхание жара, в уши воткнулся обезумевший рев пламени. Огонь подпрыгнул вверх, объял деревянные балки потолка, охватил лавки на хорах, лизнул деревянную дверь ризницы, сжег в пепел вынырнувшие оттуда колючие отростки.

– Огонь да поглотит тебя! – кричал Вийон. – Вон, проклятый! Прежде чем вернешься в ад, узнаешь чистилище муки!

Отскочил назад, прикрывая глаза от огненного сияния. Алтарь был охвачен пламенем – огромные, незаконченные еще фигуры в галерее святых падали, когда жар пожирал подпиравшие их арки, рушились вниз, забивая свободное пространство, ведущее к ризнице, в которой метались терновые ветви.

А между ошалевшими зловещими побегами Вийон увидал Деревянного пророка. Господь из дуба дергался на кресте, вырывая несформировавшиеся еще культи ладоней, вросшие в дерево, бил ногами, у которых еще не было ступней.

Вийон отступал, шел, бичуемый пламенем, не веря собственным глазам. И замер в тот момент, когда с треском, заглушавшим гул пожара, Деревянный пророк вырвал правую руку из древесины. Она была искалечена – вместо ладони, которая не успела вырасти из креста, ниже запястья у него торчал деревянный бесформенный обрубок, ощетинившийся острыми щепками, как конец сломанной дубовой балки. Пророк дернул левой рукой, помогая себе обрубком правой, и с хрустом высвободил и вторую руку.

Вийон крикнул, заметив, как спина Деревянного пророка отрывается от вертикальной балки вместе со щепками. Он видел, что пророк делает безумные усилия, чтобы вырвать из древесины незаконченные еще ноги. Пророк наклонился и перевесил крест, из которого он вышел. Деревянный символ Страстей Господних накренился и с грохотом рухнул на деревянный пол.

Пророк пополз, упираясь обрубками рук, волоча за собой крест, от которого так и не сумел отделиться, терпеливо и трудолюбиво, словно огромный жук, волокущий за собой изломанное человеческой ногой тело.