Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

– А теперь – прочь! Прочь, я сказал!

Спотыкаясь, сгорбленный Петр двинулся к дверям. Вийон не отреагировал.

– Тебе говорю!

Поэт понял. Изображая хромую походку калеки, пошел к двери, но зацепился за что-то, лежавшее под одной из колон, – длинное, завернутое в шкуру вепря, сверкающее и убийственно острое. Заметил узкую рукоять широкого тяжелого меча. Рукоять заканчивалась крестом, как и концы короткого эфеса. Клинок был широким и толстым, с едва прорисованным стоком.

Вийон похромал дальше. Закрыл глаза, запоминая этот меч…

А потом колченогий горбун с посиневшей и отекшей половиной лица ухватил поэта за плечо и вытащил за порог. Кто-то захлопнул и закрыл на засов дверь в часовню, в которой остался умирающий, истерзанный пленник и таинственный господин Ру. Вийону быстро надели на голову мешок и погнали вниз по ступеням. Поэт оступился, ударился головой о камень…

– Быстрее! Быстрее! – дышали уродливые слуги господина Ру. – Двигайтесь, собачьи дети!

Вийон вздрогнул. Где-то позади, наверняка в комнате, в которой пытали таинственного пленника, раздался пронзительный страшный крик, мрачный, неземной вой, пронесшийся вдоль каменных коридоров до самого берега подземного озера.

– На святого Мартина будет уже пять лет, – понуро проговорил мастер Петр. – Пять лет с тех пор, как он приехал ко мне впервые.

Вийон до дна опустошил чару вина.

– Я знаю, люди меня презирают, – продолжал палач. – Прикосновение моего меча или одежд для них бесчестье… И все же я лучше чувствую себя, казня злодея, чем когда в проклятой этой часовне мучаю людей для Ру. Я хочу, Вийон, чтобы ты освободил меня от этого… Не нужно убивать. Хватит и того, если сделаешь так, чтобы он оставил меня в покое и позабыл о том, что я некогда сделал.

– Боюсь, что непросто будет обойтись без убийства. Кто эти люди, которых вы все эти годы мучили? Есть ли у вас, мастер, какие-то соображения насчет того, селяне это, горожане или благородные господа?

– У них всегда зашиты рот и веки, чтоб не кричали и не видели своего мучителя. Никто из них не произнес ни слова. А что до их положения, то уж поверь мне, Вийон, у меня на столе все выглядят одинаково. Рыцарь смердит говном точно так же, как нищий, а священник трясется от боли не сильнее шлюхи. Это бывали разные люди: женщины, старики, зрелые мужи, юноши, порой – почти дети… Каждый раз я пытал их до момента, когда начинали они умирать. Тогда Ру приказывает мне убираться. Остается один на один в комнате с обреченным, а потом… не знаю и знать не хочу о том, что тогда происходит. Порой я слышал крики…

– Тогда дальше, мастер. Исчезают ли в Кагоре люди? Слышали вы что-то об этом?

– Полагаешь, Вийон, что я не пытался сам во всем разобраться? Нет, вот уже долгие годы здесь никто не исчезал. По крайней мере, я не слышал – как не слышал, чтобы нечто подобное происходило и по соседству.

– Если то, что ты говоришь, правда, это значит, что люди, которых ты пытал, были привезены издалека. Возможно, с разных концов Франции. А это означает, что кто-то это делает. Поэтому должна существовать группа людей, которые привозят похищенных в Кагор повозками или лодками. Это первый вопрос для выяснения.

– Вполне возможно. Однако я не сумел их обнаружить.

– А тела? Что Ру делает с телами? Никогда не находили трупы? Например, не всплывали ли они в реке?

– Я искал тела, Вийон. Но ни одного не нашел. Ру сжигает их или погребает в тайных могилах.

– Странно… Еще один вопрос, который жжет мне уста, касается места, в которое нас привозили. Можешь ли хотя бы приблизительно описать, куда направлялся черный экипаж?

Петр покачал головой. И закашлялся. Поэт же продолжил:

– Я следил за отзвуками, которые вызывал экипаж. Некоторую часть дороги – короткую – подковы лошадей били в камень. Одновременно я чувствовал, как мы поднимаемся, а потом съезжаем вниз. Были ли мы в Кагоре? Только там и есть брусчатка.

Палач ухватил Вийона за плечо. Глаза его внезапно загорелись.

– Воистину счастливый случай позволил вытащить тебя из-под шибеницы, – пробормотал. – Въезд на возвышенность по брусчатке вовсе не должен означать, будто мы были в городе. Клянусь святым Флорианом и ставлю свой меч против старых башмаков, что мы проезжали по мосту Валентрэ!

– Как это?

– Мост выложен брусчаткой и поднимается вверх, а потом идет вниз. Ты должен его помнить, ибо твоего приятеля там и повесили – на перекрестке дорог, почти напротив этого строения.

– Это тот мост, что выстроен дьяволом?

– Тот самый.

– Да, это похоже на правду. Мы проехали по Валентрэ, и, проскакав некоторое время галопом, наш экипаж въехал в пещеру или грот… Там нам на головы надели мешки и бросили… в лодку. А потом привезли к деревянному помосту и повели наверх, к часовне, вырезанной в скалах. Есть в окрестностях какие-то пещеры, мастер Петр?

– Множество. Но не волнуйся, Вийон. Я проверил их все. И ни в одной нет подземного озера – или хотя бы потока, по которому можно плыть на лодке. Будь здесь нечто подобное, все бы о том знали. Во время войн с Англией здешние жители не раз и не два скрывались в подземных гротах. Большинство из них, впрочем, выходит на реку Лот, а туда невозможно въехать в экипаже. Это все.

Вийон задумался.

– Стало быть, мастер Петр, первым нашим следом, ведущим к господину Ру, станет тот факт, что для издевательств над людьми в его подземной часовне у него должны быть соратники – возницы, купцы или посланники, которые привозят в город похищенных пленников. Второй след в этом преступлении – вещь, что я заметил в часовне. У Ру есть меч. Очень странный меч. Никогда в жизни я не видел такого ни у бургундских наемников, ни у наших солдат, ни у швейцарцев или у генуэзских арбалетчиков. Вы его видели?

– Меч? Никогда.

– Потому что наверняка он вам его не показывал. Меч лежал, укрытый шкурами, подле колонны. Я наткнулся на него, когда мы выходили из подземелья. Нужно бы расспросить оружейников и кузнецов. Может, наведет он нас на след. Хорошо бы поговорить с человеком, который выковал такое странное оружие.

– Делай, что намерен, господин Вийон, – прохрипел палач. – А я буду делать, что должен. И молиться, чтобы Господь Бог тебя вдохновил. И чтоб избавил меня от бремени…

– И что же такого вы совершили, кум Петр? Какой грех на вашей совести? – выпалил поэт как из рушницы. – Может, Ру принимал в этом участие? Был свидетелем? Может, поэтому он теперь вас и преследует?

Глаза палача словно замерзли. А потом он захлебнулся кровавым кашлем, захрипел, упал на колени и затрясся. И кашлял, кашлял, кашлял, словно намеревался выплюнуть собственные легкие. Вийон присел подле него, подставил кубок с разведенным вином. Палач с трудом глотнул, захлебнулся, посинел.