shellina - Театр Абсурда [СИ]

— Осторожнее, не нужно так глубоко вдавливать, ребра переломаешь, — спокойный голос Северуса ненадолго вывел меня из прострации. В тот же момент раздался бьющий по ушам хруст ломающегося ребра.

Мешок, наконец, занял свое место, и реаниматолог сделал первый вдох. Грудная клетка немного приподнялась. Значит, все установлено правильно. Я, не прекращая движений, бросила взгляд на часы. Прошло всего тридцать секунд. Для меня же прошли годы. Руки начали дрожать от нагрузки и так и норовили согнуться в локтях. Нельзя. Руки должны быть прямыми. Со лба покатились капли пота.

— Меняемся, — Снейп оторвал мои руки от груди больного и протянул мне мешок. Я быстро села прямо на кровать возле головы пациента. Дышать мешком Амбу было нелегче. Но все же я могла уже хоть как-то изменять положение рук. Взгляд на часы — две минуты. Тут мой взгляд упал на монитор, я увидела единичный комплекс сердечного сокращения.

— Северус, получается? — прошептала я.

Снейп бросил взгляд через плечо, не прекращая ритмичные надавливания.

— Нет, — коротко ответил он. — Это я создаю сокращение массажем.

В палату ввалились три человека, один из которых тащил чемодан с дефибриллятором.

Меня мягко оттеснили, разжав сведенные судорогой пальцы, и забрали мешок Амбу.

Десять минут. Дефибриллятор настроен и глухо жужжит. Все звуки — как через вату.

Какая-то девушка протягивает электроды Северусу.

— Двести Джоулей, — его руки привычным движением накладывают электроды. — Разряд.

Все послушно отпрыгнули от кровати. Тело выгнулось дугой. Взгляд на монитор. Ничего.

Швырнув разряженные электроды помощнице, Снейп снова возвращается к непрямому массажу сердца. Жужжание зарядившегося дефибриллятора.

— Триста шестьдесят Джоулей. Разряд.

Я уже не следила за временем. В себя немного пришла услышав:

— 14.50 окончание реанимационных мероприятий. Диагностирована биологическая смерть.

Я молча развернулась и вышла из палаты. Придя в ординаторскую, села за стол, тупо смотря на аккуратно заполненную мною недавно, а может, в прошлом веке, историю болезни. Почему так? Я же делала все правильно. Или неправильно? Из глаз начали бежать слезы. Меня начало потряхивать. Я не почувствовала, как он подошел ко мне.

— Возьми ручку и пиши, — Северус говорил странно мягко.

— Что писать?

— 14.20 клиническая смерть. Реанимационные мероприятия проводит дежурный реаниматолог Северус Тобиас Снейп. Теперь подпись.

Забрав у меня историю, он быстро заполнил свою часть. Затем подошел ко мне и, взяв за руки, заставил подняться.

— Пойдем.

— Куда?

— Ко мне в кабинет. У меня, кажется, коньяк где-то был.

В его кабинете я ни разу не была. Вообще, мне показалось, что здесь редко кто бывает, включая хозяина. Безлико все. Никаких личных вещей.

Северус достал бутылку и два бокала. Я покорно взяла предложенный коньяк и залпом выпила. Пищевод обожгло. Я не пью такие крепкие напитки. Зато почувствовала, что меня перестает трясти.

— Что случилось? Почему это произошло?

— Люциус завтра скажет. Гермиона, посмотри на меня, — я послушно уставилась на Снейпа и принялась его разглядывать. Его нельзя было назвать красивым, но что-то заставляло женщин задерживать на нем взгляд. Я уже знала, что ему немного за сорок, но никто в здравом уме не дал бы ему больше тридцати пяти. И еще ощущение силы, уверенности в себе. Именно про таких мужчин говорят: «как за каменной стеной». А он тем временем продолжал. — Первый всегда запоминается, всегда. Остальные нет. А первый иногда по прошествии лет снится и заставляет судорожно думать, что же я сделал не так?

Он пересел ко мне на диван и плеснул еще коньяка в мой бокал.

— Это нормально, что ты сейчас переживаешь, но смерть — неотъемлемая часть нашей работы. Мы не боги. Мы не можем спасти всех, — он говорил что-то еще, но я его уже не слышала. Поставила свой бокал прямо на пол, потянувшись, забрала, из его рук второй, который присоединился к первому. В глазах Северуса мелькнуло изумление, а затем я его поцеловала. Я хотела забыться и забыть. Хотела, чтобы все, что произошло, растворилось. Ушло от меня хотя бы на время.

Этот поцелуй был совсем не похож на мой первый. Он вообще не был похож на поцелуи, которые мне довелось получить в своей жизни. Очень быстро Северус перехватил инициативу.

Это было более… более… Вот именно! Более.

Я чувствовала его вкус. Вкус недавно выпитого коньяка, но кроме этого — что-то жаркое, дурманящее…

Помимо своей воли я подалась ему навстречу. Мои пальцы запутались в его волосах.

Это нужно прекратить, нужно остановить его… остановиться. Но как это сделать, если от его действий я лишилась рассудка… всяких принципов… решимости. Это было волшебно…

Я могла только держаться за него, беспомощная… полностью зависящая от захлестнувших меня ощущений.

Я никогда не испытывала ничего подобного.

Мгновение спустя я поняла, что поцелуй кончился. Попыталась собраться с мыслями, но лишь моргая, я смотрела на мужчину и удивлялась сумбуру, который он вызвал в моей голове… и все еще вызывает. Кто мог подумать, что губы способны сотворить такое? Я пришла в какое-то замешательство и покраснела.

Я не могла решиться поднять на него глаза и была в состоянии смотреть только в район его подбородка. Но не могла отвести взгляда от его губ.

Я не представляла, что мужские губы могут быть такими. Тонкие, большую часть времени искривленные в презрительной усмешке, сейчас они были просто красивыми. Я могла думать только о том, как эти губы сумели привести меня в состояние полного отключения мозга, и на мгновение прикрыла глаза.

Зря я это сделала. Моё обоняние резко обострилось, стоило мне закрыть глаза, и я вновь почувствовала этот запах… Я смогу когда-нибудь его забыть? Слабый запах коньяка, одеколона, этого мужчины…

Северус с минуту разглядывал меня, затем, видимо, прочитав на моем лице что-то, понятное только ему, резко притянул к себе.

Я не заметила, как осталась без одежды. Остались только ощущения. И последняя здравая мысль была о том, что он тогда не преувеличивал. Если бы что-то между нами было, я не забыла бы этого никогда.

Я лежал на кровати и размышлял. Что черт возьми произошло? После безумного экспромта в моем кабинете Гермиона очень быстро собралась и сбежала. Все оставшееся время своего дежурства, она старательно и довольно успешно от меня пряталась.

В понедельник был насыщенный операционный день. Провели три сложнейшие операции, которые просто вымотали всех до предела. Не успел я как следует отдышаться, как по скорой привезли девушку, которая из-за неразделенной любви решила свести счеты с жизнью. Действовала она качественно и травилась наверняка, не полагаясь на случайность, утянув при этом у брата страдающего тяжелой формой эпилепсии пару упаковок противосудорожных средств и примерно в таком же количестве нейролептиков. Каким образом она умудрилась все это проглотить, я не понимаю до сих пор. Видимо уверенность в своей правоте и огромное желание толкает людей на подвиги. Спасло ее только то, что таблетки, как говорится, колом встали в желудке и отказались перевариваться. Когда мы ей промывали желудок, этих самых таблеток в большом количестве извлекли наружу. Зачастую организм намного умнее своего хозяина. Вот все-таки я слабохарактерный человек. Почему я никогда не могу отказать токсикологам? Мыть желудки и откачивать неуравновешенных куриц — это их прямая обязанность. После таких случаев я начинаю понимать Геллерта в его отношении к лицам женского пола.