Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 3. Исход [СИ]

— Они останутся здесь, — Микаш развернул её к себе и заглянул в глаза.

Лайсве вздрогнула:

— Как это оставим? Кто же защитит и позаботится о них?

— Их не тронут. Твой отец безобидный старик, а Гед пропущенный. Ни единоверцы, ни одержимые их не заметят, а если заметят, то не будут возиться. Но если мы останемся с ними, то их могут убить. А если мы потянем их с собой, то они задержат нас или даже выдадут. Расстаться будет лучше. Когда расклад сил в мире переменится, мы вернёмся к ним или они приедут к нам.

— Но как же Гед будет без меня? Как же я буду без него?!

— Сейчас нам нужно быть сильными, — Микаш погладил её по щеке, но Лайсве отшатнулась.

Так больно стало, что она не выдержала и выплеснула на него всю скопившуюся горечь:

— Ты никогда его не любил. Пропущенный, слабак не достоин даже капли внимания прославленного маршала?

— Лайсве!.. — Микаш понурил голову, но потом заговорил твёрдо: — Я уже решил. Сегодня отправлюсь в Заречье, чтобы собрать добровольцев. Всех, кто захочет укрыться в Дюарле. Они станут нашим отрядом сопровождения. Если что, отобьёмся вместе. Вернусь к концу лета. Будь готова ехать к этому времени.

— Решил за нас обоих, да? — Лайсве в последний раз заглянула в его жестокие дымные глаза и выбежала из кабинета.

Почему всё складывается так скверно?

Микаш с трудом признавал родное Заречье. Когда он с Лайсве возвращался в Ильзар юго-восточным трактом, то был слишком погружён в свои беды, чтобы замечать запустенье. Насколько же война изменила виды, быт и сами лица людей! Поля стояли невозделанными, везде бушевал бурьян. Заброшенные сады разрастались безлистными ветками, у жилищ обваливалась крыша, гнили стены, разбитые окна зияли угрюмой пустотой. Измождённые люди прятались в оврагах и низинах, в наскоро вырытых землянках и хлипких камышовых шалашах.

Обветшал и чёрный степной замок лорда Тедеску. Замшелые растрескавшиеся камни уже не казались ни грозными, ни даже внушительными. Слуг почти не осталось. Встречать отряд у ворот вышел сам хозяин. Лорд Тедеску высох и сморщился как старая слива. Его костюм протёрся на локтях и коленях, темно-зелёный бархат выцвел до жёлтых пятен. Смотреть на него такого было немного совестно.

Микаш услал своих людей располагаться в замке на отдых, а сам отправился поговорить с хозяином наедине. Лорд Тедеску впал в беспамятство настолько, что не признавал своего возмужавшего воспитанника. Они брели по коридору на первом этаже, освещённому тусклыми факелами. Гулким эхом отражались от стен шаги.

— Слышал я про ваши подвиги, — уверял лорд Тедеску, щурясь подслеповатыми глазами. — А у меня был сын не слабее вас. Нет, не этот трус малахольный, что на юг рванул, а другой, сильный, статный. Сотню демонов укладывал за раз, правда!

Старик привёл Микаша в заброшенный трофейный зал. Шкуры демонов побила моль, рога на стенах покрылись пылью, поцарапанные панцири и клыки валялись в беспорядке. Микаш отыскал челюсти пещерных ящеров-палесков и провёл пальцем по когда-то острым как бритва зубам. Совсем затупились.

— Это всё он! — выпятил вперёд немощную грудь лорд Тедеску. — Мог бы стать маршалом не хуже вас. Он в двенадцать лет целую стаю Лунных Странников положил в одиночку. Тут все шепчутся, что я из ума выжил, но не слушайте. Я знаю, о чём говорю. Мой сын…

— Я верю, — успокоил его Микаш, улыбаясь печально. Каким же неблагодарным балбесом он был в юности! — Ваш сын действительно стал героем. Вам есть, чем гордиться.

— Во-о-от, — протянул старик. — Он приедет и отвезёт меня в убежище чуть позже. А ты забирай этих неверующих! Не нужны они мне, не нужны!

Стоит ли говорить старику правду, которую он тут же забудет и снова погрузится в воспоминания?

В единственной тёплой комнате на втором этаже Микаш растопил камин и уложил лорда Тедеску спать. Перед отъездом маршал распорядился, чтобы старика тайно перевезли в домик на окраине соседнего городишки Жимтополя и приглядывали за ним. Напоследок Микаш предупредил слуг, что если они обидят старика, то маршал со всех по три шкуры спустит. Сумеречники только удивлённо переглядывались.

К середине лета они объехали весь край. Набрать удалось совсем юных мальчишек, калек, стариков и слабоодарённых взрослых. Не на такой отряд Микаш рассчитывал: их самих ещё защищать и обучать придётся. Но не бросать же. В Сальвани единоверцы вырезали всех, кто обладал хоть каплей дара или был уличён в связях с Сумеречниками.

Сейчас суд над «колдунами и ведьмами» вершили Голубые Капюшоны. Мыслечтецы без труда отличали Сумеречников от обычных людей. Раз обладаешь даром и не состоишь в новом ордене Лучезарных, значит, виновен. И путь тебе один — на погребальный костёр живьём. Вроде как мир от Сумеречной заразы чистят, уборщики те ещё выискались! Ублюдки!

Была бы воля Микаша, он бы всех их порешил, предателей своего племени. Но воевать с настолько численно превосходящим врагом — бессмысленное самоубийство, пускай красивое и доблестное. Про почившего Архимагистра Ойсина Фейна барды на каждом углу распевали баллады, мол, храбрец из храбрецов, не побоялся вступить в неравный бой с лихом. Хотя какая храбрость в том, чтобы полезть в осиное гнездо и сложить там голову? Куда больше мужества требовалось, чтобы распустить отживший своё орден и спасти шедших на смерть дураков-Сумеречников.

Эх, почему Гэвин назвал Ойсина потомком Безликого? Не было в нём и капли той нечеловеческой силы и мудрости, которой обладал сам лорд Комри. Только он и мог претендовать на родство с богом. Хотя после того, как Микаш узнал, что Безликий воспользовался его телом, чтобы быть с Лайсве, эта догадка нравилась ему гораздо меньше, как и сам великий, но оказавшийся таким вероломным, бог.

— Куда дальше? — спросил помощник Ульрих.

Микаш огляделся. Знакомый перекрёсток! Слева за обрывистым берегом журчала течением широкая Плавна. Огибая отмели, закручивался водоворот над тёмным омутом. Потянуло тоской в груди. Родное местечко-то он забыл совсем.

— В село Остенки заедем, тут небольшой крюк. День, от силы два потеряем, — решил Микаш.

— Остенки? — Ульрих нахмурился и раскрыл карту. — Нет тут такого. Там дальше Ясенька — новое поселение коневодов. Говорят, заняли пустошь, оставшуюся после нашествия.

— Едем! — приказал Микаш. — Заодно и лошадей себе подыщем. Пошли глашатая вперёд. Посмотрим, есть ли там желающие присоединиться к нам.

Вот душа и порадовалась за родную сторонку. Хотя бы здесь селяне убирали поспевший на полях овёс и пшеницу, а на заливных лугах паслись поджарые златогривые кони. Жизнь продолжалась.