Светлана Гольшанская - Соколиный клич [СИ]

Микаш усмехнулся. Теперь отношения Гэвина с Безликим казались кривым отражением отношений Микаша с Гэвином. Как иронично поворачивается жизнь.

Показалась шеренга осуждённых, грязных и потрёпанных. Приближённые, его жена — самые преданные люди, романтические идеалисты, уверовавшие, что действуют во благо всего Мунгарда. Жаль, они так и не поняли, что Сумеречники давно перестали быть благом, а уж компания Жерарда им и вовсе никогда не была. Головы держали высоко, спины — ровно, смотрели гордо и ни один не просил пощады, не падал на колени и не требовал милосердия.

Голубые Капюшоны, с зажжёнными факелами, держали осуждённых в плотном кольце.

— По нашему Кодексу и по Кодексу Сумеречников, как удостоившегося почётной казни в очистительном пламени, за доблесть и честь тебе положено последнее слово, — объявил Микаш бесстрастно и подошёл к предводителю.

Кым удивительно вытянулся и возмужал за эти годы. Чувствовалась в нём сила и благородство, которых не было в осуждённых высокородных ни капли. Истинный Сумеречник, только к его беде, их эпоха канула в забвение. Всем им пришло время как опавшей по осени, отжившей своё листве, сгореть и развеяться по ветру, уступив место чему-то новому, пока даже неизвестному. Если он уже появился на свет, лицезреть его довелось лишь нескольким счастливчикам, и вряд ли у них хватило ума понять, кто это и что сулит в будущем.

Микаш вынул кляп изо рта Кыма, в точности исполняя свой приговор. Жёлтые птичьи глаза полыхали яростью, ненавистью даже. Истратит последний шанс на очередную череду оскорблений? Жаль, конечно, что ума с возрастом не прибавилось, впрочем, мальчишки взрослеют ещё позже, чем вырастают.

— Ты убьёшь на сегодня, но знай, Вечерний Всадник уже здесь. Совсем скоро он явится к тебе, и ты заплатишь за все свои злодеяния сполна! — выкрикнул Кым на пике лёгких.

Микаш лишь усмехнулся:

— Поверь, никто не жаждет этого больше меня. За смерть моей жены он заплатит сполна.

Кым вдруг рассмеялся зло и гортанно:

— Так это ты её убил. Ты и никто другой, как бы тебе ни хотелось переложить вину на чужие плечи.

Микаш и сам плохо понимал, что происходит. Что-то взорвалось внутри него, захлестнула волной человечьего, словно запертый в клетке из рёбер прежний хозяин тела очнулся от сонливой апатии и отчаянно проламывал себе путь через собственные кости. Зачем?

Ладонь непроизвольно сжалась. А вот за этим!

Кулак что было силы ударил в левую щеку Кыма. Тот пошатнулся, но снова выкрикнул:

— Ты — её убийца, ты — палач!

Кулак ударил в другую щёку, колено врезалось в солнечное сплетение. Мальчишка согнулся пополам и харкнул кровью.

— Скажи ещё раз!

— Убийца! Убийца! — разнёсся над площадью яростный соколиный клич.

Микаш уже не помнил себя, молотил его руками и ногами, не глядя куда. Сапоги рвали ветхую одежду на лоскуты, кованные носы раздирали плоть. Печатка на руке разбивала лицо. Хрустели переламываемые кости, в крови измазался белый плах Архимагистра.

Сокол уже не кричал, хрипел натужно. Даже жёлтые птичьи глаза не были видны на заплывшем синяками, изуродованном лице. Микаш всё бил и бил, не ощущая даже, как ужасались вокруг люди, как оттягивали его за плечи Лучезарные, как шептал Трюдо:

— Остановись! Остановись! Он и так умрёт!

В ушах всё звенело предательским набатом: «Убийца! Убийца!»