Карен Аветян - Запахи войны

Теперь я понимаю, почему дед так хвалил английское пиво. Я не знаю, в чём секрет этого пива, но что-то в нём есть такое, чего нет в немецком. Что-то, что нашим специалистам не удаётся понять. Это так необычно. Наше государство занимается пивом так давно, но мы до сих пор не можем узнать секрет эля. А может и можем. Может, уже узнали? Но сейчас идёт война, поэтому никому нет дела до эля, все заняты войной, а не пивом.

Я возглавил целую дивизию наших танков. Раз уж мне доверили это, если на мои плечи легла такая большая ответственность, то я не должен подвести командование. Мы продвигаемся по равнинам, особого сопротивления не замечено. Что-то тут не так. У них был целый месяц на то, чтобы подготовиться к этой войне. Разве этого мало? За месяц можно сделать всё, что угодно или нет… Неужели русские отступили ещё дальше? Они точно устроили нам засаду, но только не здесь. Здесь всё чисто. Вряд ли они станут прятать танки под землёй, тогда им пришлось бы копать и копать. А в этом участке без единого дерева и даже куста… это было бы глупо. Да и смысла от этого мало. Один выстрел такого танка, и он выдаст своё местоположение. Тогда разобраться с ним будет проще простого. Достаточно вызвать поддержку Люфтваффе, и тогда наши истребители быстро с ними разберутся. От русских останется один пепел.

Мой дед воевал в Первой Мировой. Он любил мстить и навеял мне ту же идею. Я думал, что тоже должен мстить, но как же я ошибался… За что мне мстить? И нужно ли мстить даже тогда, когда для этого есть веская причина? Перед войной Гитлер говорил, что мы не должны оставаться в плену у коммунистов и демократов. Он говорил, что мы должны отстаивать свои права, в частности, право на хорошую и лёгкую жизнь. Его поддержали тысячи, миллионы. Когда Гитлер пришёл к власти, он начал менять мою Германию, и мне это нравилось. Мы стали подниматься с колен. Когда началась война, Гитлер говорил то же самое. И сейчас он продолжает это говорить, вот только для меня он больше не фюрер. Нет больше Адольфа Спасителя. Нет больше верного слуги простого немецкого народа. Нет больше моего героя.

— Тигр в клетке! Пали по нему! — послышался голос из рации. — Пли!

Раздался выстрел. Уши заложило так резко и сильно, что в первые несколько секунд я не слышал ничего, кроме постепенно стихающего свиста. Так было всегда, при каждом выстреле из пушки танка. Так и до глухоты недалеко. Такими темпами к концу войны мы все тут инвалидами станем, даже при поддержке танков.

Из подбитого «тигра» выскочило несколько «живых трупов». Один из них через некоторое время сгорел заживо. Мы даже не стали помогать ему в приближении смерти. Ты когда-нибудь видел это? Ты видел, как сгорает заживо человек?

Мы уже садились в кабину танка, чтобы продолжить преследование отступающих войск противника, как вдруг из-под горящего «тигра» ловко выскочил, как оказалось позже, единственный уцелевший член экипажа. Я тут же отдал приказ «отставить» и ловко прыгнул с танка на усеянную горящими обломками танка землю.

«Кто это? — подумал я. — Как ему удалось выжить?»

Это был немец среднего телосложения. Его форма почти полностью сгорела, и даже сейчас он не пытался её потушить. Одежда медленно превращалась в чёрную пыль. Он достал немецкий «MP-40» и расстрелял всех членов моего экипажа, после этого началась кулачная драка. Немец против русского — этого вы ждали?

Прежде чем бой начался, я убедился в том, что у него нет запасного оружия. Нельзя доверять врагу, доверять нельзя было никому, но мы были вынуждены доверять, потому что доверие — залог успеха, но в то же время — провала. Нужно было рисковать, и я выбросил свой автомат в сторону. Он упал почти бесшумно, густая трава приняла удар на себя. Немец посмотрел мне в глаза и решил провести этот бой честно. Он тоже выбросил свой автомат. Его автомат упал точно так же, бесшумно, ударившись о траву.

Он наконец потушил свою медленно сгорающую форму, но было уже слишком поздно. От неё не осталось практически ничего, один лишь скелет, основание. Немец не спешил, он медленно снимал с себя сгоревшую форму, будто бы продумывал свои действия, составлял план боя. К моему счастью, я занимался тем же самым. Его штаны заметно укоротились, неравномерно. Пламя огня не пожалело и их.

Ждать было сложно, с каждой секундой волнение нарастало, пожирая мои мысли, мой план действий, я постоянно его забывал. Я знал, что с лёгкостью могу ему проиграть. Я не обладаю какими-то особыми навыками ведения боя. Моё лучшее оружие — это танк, вот и всё. Я всего лишь танкист, а кулаками махать мне непривычно. Но таковы уж правила этого боя, он должен быть честным, справедливым. Я должен отомстить… Ненависть пожирала изнутри. Я придумал несколько исходов его смерти, но рассказывать о них уже некогда. Похоже, бой начался. Да, мы двигаемся друг на друга, точно как два боксёра на ринге. Но мы такие разные.

— Ты пришёл сюда, чтобы убивать мой народ?! — закричал я и замахал кулаками. — Получи, урод!

«Что он делает? — подумал я. — Почему не уклонился?»

Немец неожиданно опустил свои руки и вновь посмотрел мне прямо в глаза. Я видел, как с его глаз стекали слёзы. Неужели он сдался? Не прошёл психологический тест. А я думал, он куда мужественнее… Удар пришёлся прямо в лицо. Немец пошатнулся и упал на землю, вовремя подставив под себя руки. Он по-прежнему смотрел мне прямо в глаза. Этот взгляд… Что ему нужно от меня?!

— Чёртов немец, что ты пытаешься сделать со мной?!

Он упал на землю, но даже не попытался сдвинуться с места. Он просто лежал. Мне хотелось покончить с этим раз и навсегда.

«О какой честной игре может идти речь, если твой противник — немец?» — подумал я.

Я подбежал к своему автомату, оглядываясь назад, следя за по-прежнему неподвижным немцем. Я подошёл к нему и направил дуло прямо ему в голову, но… я… Я не смог это сделать. Я убивал таких, как он, десятками, сотнями, но он… Ты не такой, как все. Я это чувствую. Прости меня, Родина.

— Johannes Wonderman! — сказал немец. — Ich heiSe Johannes Wonderman… ich gebe auf! Ich gebe auf…

— Я тебя понял, фашист! — ответил я, не поняв ни слова из того, что он сказал.

Я не посчитал нужным вести с ним диалог. Это была бы пустая трата времени. Этим должны были заняться специально обученные люди, которые могут с лёгкостью извлечь из человека любую необходимую им информацию. Нет, это не гипнотизёры, не гадалки и маги, не ясновидящие. Это была наша красноармейская милиция, которая использовала шантаж и пытки.

Наступление началось 5 июля. С этого дня прошло много времени, почти 3 недели. Несмотря на применение новейшей боевой и тактической техники, нам так и не удалось одержать победу на Курском выступе и взять в кольцо советскую армию. Гитлер, как всегда, был слишком самоуверенным. Эта самоуверенность его и подвела, причём не в первый раз. После двух недель ожесточённых боёв он был вынужден признать своё поражение в этой битве. Его надежды не оправдались в очередной раз. Мы потерпели поражение даже в самое благоприятное для нас время года, но как же я этому рад. Можете считать меня предателем. Мне всё равно. Уж лучше быть предателем, чем ненасытным зверем. Уж лучше быть предателем, чем убивать людей и даже невинных. Уж лучше мне быть чьей-то синицей в клетке, чем свободным яростным орлом.