Азад Гасанов - Битвы зверей

— Я и советовал, — сказал в свою защиту дядя.

— Молчи, Мардух! Ты, безмозглый пропойца, перевирал все мои слова, ты ставил с ног на голову все мои замыслы. Ты не справился даже с самым пустячным делом. Я велел тебе приглядывать за Ракел, чтобы она по молодости лет и излишней горячности не совершила невзначай оплошность.

— Так я приглядывал, — снова встрял дядя.

— Пошел вон, глупый Мардухай! — заорал Иона Ашер. Он выскочил из-за кресла и пинками погнал дядюшку из зала. — Неделю мне на глаза не показывайся! И девицу свою забери, проклятый олух!

Выскочив из зала и покинув дворец, Ракел долго и от души смеялась, вспоминая то, как один тучный старик пинками гонял худого, и как при этом один ругался, а другой причитал, вспоминая прародительницу Мерит.

Мужчины глупы, — лишний раз убедилась Ракел, усаживаясь рядом с дядей в паланкине. Один глупы и безобидны, как бедный дядя. Вторые глупы и строптивы, как Иона Ашер. А третьи глупы и наивны, как царь Ануширван. Но самое замечательное — все они при этом слепы и самонадеянны настолько, что не замечают собственной глупости.

Ракел с малолетства научилась с помощью нехитрых уловок управлять дядей. Позже, немного повзрослев, взялась за Иону Ашера. С этим пришлось сложней. Иону Ашера отличала подозрительность и смекалка, присущая торговцам. Но старый учитель был отпетый сладострастник, так что, в конце концов, удалось справиться и с ним. Трудней всего оказалось подчинить Ануширвана. Казалось бы, что может быть проще, как захватить в силки бесхитростную птаху. Для искусной охотницы — это пустяк. Но трудность заключалась в том, что бесхитростный, наивный шах совсем не понимал намеков. Язык заигрываний, который к пятнадцати годам усваивали все мужчины, для Ануширвана и в двадцать оставался непостижимой тайной. Он никак не отвечал на прикосновения, на чувственные вздохи и томные взгляды. Его оставлял равнодушным шелест юбок, покачивание бедер при ходьбе. А однажды, когда Ракел, с тем чтобы придать взгляду кошачье выраженье, пальцами оттянула к вискам уголки глаз и замерла в таком положении, он участливо спросил: «Голова болит?»

Ракел была на грани отчаяния, когда пожаловалась Ионе Ашеру: «Я уже не знаю, что предпринять. Он не поддается ни на какие уловки. Боюсь, я зря стараюсь». — «Думаешь, он из другого теста? — предположил Иона Ашер. — Слышал, он всюду водит с собой бачи, парнишку, с которым вырос». На что Ракел с досадой огрызнулась: «Да нет же. Какой еще бачи? Он, верно, из другого теста, да только из совсем, совсем другого. Он глух к зову плоти, будто бы аскет. Жаден до книг. Он мог бы забирать дядюшкины книги во дворец и читать их у себя, но он изо дня в день приходит в лавку и слушает то, как я рассказываю что-то из этих книг. Ничего не понимаю». И тут ее осенило. Все очень просто — шах приходит слушать, шаха манит голос. Шаха Ануширвана манит и завораживает голос Ракел!

От рождения Ракел достался густой и басовитый голос, с легкой хрипотцой. Но в бейт-сефере Ионы Ашера эту особенность сочли пороком и обучили ее птичьему пению. Когда Ракел поняла, в чем ее сила, она запела для Ануширвана и жаворонком, и перепелом, стала заливаться соловьиной трелью и ворковать, как голубка. А однажды, устав от долгого щебетания, она забылась и заговорила своим природным голосом. Низкий грудной звук, как далекий раскат грома вырвался из ее нутра и наполнил тесную комнату в дядюшкиной лачуге. Ракел опомнилась, но было поздно. Она прикрыла рот рукой и испуганно глянула на шаха. Тот был потрясен. Поднявшись со скамьи, он сделал шаг навстречу к девице, упал на одно колено, приник щекой к ее лону и прошептал: «Как ты прекрасна». Вот такие странные вещи случаются, когда имеешь дело с мужчинами. У всех у них свои причуды.

— Как я устал от всего этого, — со страдальческим вздохом проговорил дядя, заерзав на мягком ворсистом коврике паланкина. Он чуть пихнул племянницу локтем, чтобы привлечь внимание. — Дрязги, интриги, пересуды, мышиная возня. Похоже, этому никогда не придет конец. За что мне такое наказание?

Ракел отвернулась и заткнула уши. Она по опыту знала: раз уж дядюшка принялся бухтеть, то это надолго. Кроме того, ей требовалось обдумать свое положение. Ракел клятвенно заверила Иону Ашера, что откажется сама и переубедит царя Ануширвана от идеи похода к берегам Внутреннего моря. Но мало ли всякого разного она наобещала за всю свою жизнь? Она крайне редко выполняла обещанное.

Иона Ашер придерживался мнения, что война неоправданно дорогостоящее дело, тем более с Антико. Пограничные стычки с руминами — куда ни шло, это, можно сказать, уже обычай. А вот дальний поход с участием всех дарийских войск — истинное разорение. На эту безрассудную затею потребуется немало средств, как материальных, так и духовных. Прольется много крови. А народ в Дариане и без того озлоблен. Новые беды, которые обрушатся на головы огнепоклонников, последние не мудрствуя, свяжут с происками иноверцев. В стране вспыхнет восстание, и тогда их всех погонят поганой метлой, как это не раз случалось с избранным народом. «Мы здесь хорошо устроились, — говорил Иона Ашер. — Будем вести себя благоразумно и продержимся еще много сотен лет».

Иона Ашер, конечно, был во многом прав в своих рассуждениях. Большая война это прорва, в которой в один миг пропадает то, что копится многими годами. Большая война — это реки крови, это боль и отчаяние сотен и сотен осиротевших, разоренных, обескровленных людей. Но в то же время война — это огонь, воспламеняющий самые возвышенные чувства, первое из которых — радость победы. И нельзя забывать о военной добыче, которая есть возмещение затрат и потерь. Добыча — это награда за отвагу и доблесть. Во все времена люди уходили в далекие походы, чтобы добыть себе нечто большее. Конечно, для того чтобы война приносила прибыль, есть одно необходимое условие: война должна быть победоносной. Иона Ашер очень сильно сомневался в победе, а Ракел нисколечко. Иона Ашер просчитал все за и против и подвел итог: не будет ни победы, ни поражения, только разорение. А Ракел полагала, что война и бухгалтерия — две вещи несовместные. На войне все решает порыв и вера в победу. Ракел не просто верила, она твердо знала, что победа будет. Откуда она могла это знать? А неоткуда. Почему не допускала сомнений? А просто так. Не допускала и все! Она черпала знания и убежденность из сокровенного источника, который румины называют интуицией.

В отношении никчемности Терзерума и особой ценности Дарианы Иона Ашер также был во многом прав. В Дариане избранный народ зажил, с этим не поспоришь, встал на ноги, обогатился. А Терзерум проигрывал в сравнении даже с самой захудалой страной. Половину его территории занимала пустыня, а другая половина была завалена камнями. Там нельзя было развить ни земледелие, ни скотоводство. В обыденном, житейском смысле Терзерум не представлял никакой ценности. Но там, в пустыне, под спудом раскаленного песка хранились останки прародительницы Мерит. А все, что касалось Мерит, для избранного народа было выше обыденного, житейского понимания. Все, что имело отношение к Мерит, приобретало высшее, символическое значение, причем не для одних омеретян, а для всего человечества. Ведь кто такая была Мерит? Дракон, первым павший в первой звериной битве, которого очеловечила человеческая память. Ракел намеревалась после победы воздвигнуть над могилой Мерит самый роскошный храм. В нем верующие будут воскуривать фимиам и возносить хвалу щедрому лону прародительницы и милости Господа Бога.