Марина Ясинская - Сердце лётного камня [litres]

Лишь когда на авиодроме остались только они с мадам рей Брик, да еще авионы и холодный осенний ветер, инженер спросила:

– Как ты определил крен стабилизатора?

– На глаз, – признался Ансель.

– Без инструментов? – уточнила мадам рей Брик.

– Без, – подтвердил юноша и почувствовал себя виноватым. Механикеры не должны, не имеют права основывать свои решения на измерениях «на глаз»!

Мадам рей Брик нахмурилась и посмотрела в сторону, интенсивно что-то обдумывая.

«Сейчас она мне припомнит запрет вылета», – подумал Ансель. За то, что он не проверил возможную неполадку с помощью инструментов, он может схлопотать выговор. А вот за то, что запретил авионере – хорошо, пусть только ученице! – вылет, он может и сам вылететь; наверняка это колоссальное превышение полномочий механикеров. Пусть даже в авионе и впрямь есть неполадки.

– Министр полетов поручила нашей Конструкторской очень важный проект, – заговорила мадам рей Брик, и Ан-сель вздрогнул: он ожидал совсем других слов. – На основе «Грозы» нам предстоит создать новый, уникальный боевой авион «Ураган»», еще более быстрый, мощный и тяжеловооруженный. Я собираю команду, которая будет над ним работать…

Ансель задержал дыхание. Несмотря на то что в механикеры он пошел в первую очередь потому, что хотел проникнуть в Министерство полетов и узнать, что же случилось с Мией, авиомеханистика ему искренне нравилась. И от перспективы принять участие в таком проекте захватывало дух. Если, конечно, мадам рей Брик вела именно к этому…

– Я считаю, ты можешь мне пригодиться, – закончила она. – Что скажешь?

– Да! – выдохнул Ансель, не раздумывая. – Да! Спасибо! Только поздним вечером, когда эмоции немного улеглись, Ансель осознал еще одну выгоду полученного предложения. Скорее всего, участие в проекте подобной важности повысит его статус в Министерстве полетов, а с ним придет и новый уровень доступа к документам и архивам. А это значит, у него совсем скоро может появиться шанс узнать, что же случилось с Мией.

Что он станет делать с этим знанием, Ансель пока не знал…

«Первый учебный вылет уже послезавтра, – размышляла Ника, возвращаясь с авиодрома, – а от моей наставницы ни слуху ни духу. И с кем же я буду учиться летать?»

Преподавательницы летной школы про Трис рей Дор даже и не заикались, хотя уже появились списки, где напротив каждой ученицы было указано имя инструктора. Каждой – кроме Ники. Впрочем, о девушке вообще старались лишний раз не вспоминать. Ника хорошо запомнила, как преподавательница на первом уроке истории делала перекличку, и когда дошла до ее фамилии, отыскала глазами задержавшуюся в кабинете после уже закончившегося урока учительницу географии и спросила:

– Та самая рей Хок?

Интонация, с которой было сказано «та самая», сразу дала Нике понять, что в любимицах у преподавательниц она точно никогда не будет числиться. И гадала, почему все-таки к ней такое отношение. Из-за того, что она обманом проникла на Церемонию? Из-за отца? Из-за самого крупного аэролита? Или же все-таки из-за того, что сама министр полетов приказала назначить ей в инструкторы таинственную Трис рей Дор?

Как-то раз Ника рискнула спросить, есть ли какие-то новости о ее инструкторе, но ей холодно посоветовали не лезть не в свое дело. А когда она робко предложила, что если с инструктором возникли проблемы, то ее могли бы поучить и другие, девушке сказали то, о чем она и сама догадывалась: управление аэролитом такого размера, как у Ники, требует особого навыка. Это все равно что сесть на дикого жеребца после смирной городской кобылки; принцип, конечно, один и тот же, но разница в управлении слишком заметная. Именно поэтому в инструкторы Нике нужна не обычная всадница, привыкшая к хорошо вымуштрованным лошадкам, а наездница, которая уже не раз объезжала диких коней.

– Не повезло тебе сегодня с механикером, да? – вдруг громко обратилась к Нике Вильма, когда девушки уже вернулись в школу и расселись за привычные места в классной комнате.

– Да нет, почему же, – ответила Ника, чувствуя, как кровь, помимо ее воли, приливает к щекам, и понимая, что если Вильма это заметит, то ее насмешкам и многозначительным предположениям не будет конца и края. – Он хорошо работал.

– Хорошо? Да вы провозились там добрых четверть часа, хотя задание было совсем пустяковое! Наверное, он совсем ничего не смыслит в механистике, – с фальшивым сочувствием вздохнула Вильма.

– Наоборот, он очень хорошо в ней разбирается, – пробормотала Ника; она уже проанализировала случившееся и поняла, что Ансель заметил неполадку, которую просмотрела даже сама мадам рей Брик.

– А что это ты его защищаешь? – ухмыльнулась тут Вильма. – Неужели нашей талантливой провинциалке понравился какой-то невзрачный юноша-механикер?

Ника хотела было поправить, что она вообще-то родом не из провинции, а из столичного округа. А Анселя можно назвать каким угодно, но только не невзрачным. Однако она знала, что любые ее фразы прозвучат как оправдание, а оправдания воспринимаются как проявление слабости. И Ника промолчала, удовлетворенная тем, что все-таки не покраснела, и смерила Вильму равнодушным взглядом.

Та же, словно не услышав комментарий Ники о том, что юноша хорошо разбирался в авионах, продолжила:

– Вот что бывает, когда пускаешь мужчину туда, где ему не место, и позволяешь ему заниматься тем, с чем его слабый ум не справляется. Все эти новомодные движения – мужская эмансипация, равные выборные права, право самостоятельного наследования – до добра не доведут. Сегодня они становятся механикерами, завтра будут рваться в начальники, а послезавтра, глядишь, уже и нам начнут приказы раздавать! Нет, – покачала головой Вильма, поглядывая краем глаза на Нику, словно ожидала, не бросится ли она на защиту Ан-селя, – нужно мужчин гнать из механистики. Слишком уж опасный это создает прецедент.

Ввязываться в полемику Ника не собиралась. Хотя про себя считала, что в движении за мужскую эмансипацию есть разумное зерно. Ну, в самом деле, почему мужчинам нельзя учиться в университетах? Почему только в педагогических, музыкальных и кулинарных колледжах? А если у какого-то мужчины настоящий талант в математике или медицине? И почему бы не разрешить им голосовать на выборах? Почему, наконец, они должны расплачиваться другой валютой, нежели женщины? Просто потому, что когда-то давно именно женщины смогли разбудить первые аэролиты, и мужчины внезапно оказались не у дел, неспособные пользоваться важнейшим открытием в истории Арамантиды?