Карина Демина - Мертвая

...почему-то мне вспомнилась та бестолковая девица, которая умудрилась выпустить себе мозги.

- Или гувернанток... и не важно, я не хотел, чтобы она шла кому-то в услужение. Нас ведь не только на магию натаскивали... обычные уголовные дела для начала... а там часто... компаньонки, гувернантки... особенно, если одинокие...

...и беззащитные.

Уже не господа, но еще и не прислуга.

Хорошее воспитание.

Манеры. Один мой приятель был очень охоч до шлюх с манерами. Все повторял, будто бы с такими и чаю попить можно... будто у своей мамочки чаю не напоился. Не понимаю, но...

- Еще на кружевниц учили или белошвеек... у кого склонность - швейное дело... но она... как бы сказать... она просто очень светлый и хороший человек.

А на этом денег не заработать.

- И я подумал, что я должен... что если у меня больше никого нет, то сделаю так, чтобы хотя бы Дита не нуждалась...

- Получилось?

Нет, мне и вправду интересно, оно того стоило?

Но я доливаю кипяток до середины чашек. А спустя несколько мгновений и до краев довожу. Жаль, что к чаю в лаборатории только хлеб заплесневелый и еще, кажется, сухарики где-то были. Правда, теми сухариками и убить можно, но...

- Я купил ей дом. Небольшой домик в небольшом городке. Она нашла хорошего парня. Вышла замуж. У них пятеро детей...

...и поэтому Диттер по сей день отправляет жалование на содержание уже не только сестрицы, но и всей ее семьи.

- У них есть пекарня, - сказал он, словно подслушав мои мысли. - Доход небольшой, но семье хватает. Я открыл счета на имя девочек. Пополняю немного... к совершеннолетию наберется, чтобы оплатить учебу. Или приданое там... не знаю.

Не знает, но продолжает собирать.

И возможно даже - есть в мире чудеса - его не просят о деньгах, но он все равно продолжает собирать, следуя давней не то привычки, не то уже весьма настоящей традиции. И все потому, что отчаянно хочет почувствовать себя нужным.

Проходила.

Знаю.

Когда бабушки не стало...

...темные карточки с соболезнованиями, букеты и похороны, прошедшие быстро и незатейливо. А еще огромный дом, в котором я осталась одна. Я всегда была одна, но после бабушкиной смерти как-то сразу и вдруг, резко ощутила это одиночество. И в какой-то момент испугалась.

Показалось, что еще немного, и я потеряюсь.

Что тогда?

...а тут письмо, наполненное почти искренним сочувствием. И тетушка рада принять меня... а ее дочь вздыхает и шепчет, что ей так жаль...

...и вторая тетушка тут же...

...и кузены не оставляют меня одну ни на минутку. И в их притворной заботе мне видится спасение. Я почти соглашаюсь позволить им, моим дорогим родственничкам, переехать в этот большой дом, где места хватит всем, а я... я получу большую семью.

Разве не об этом я втайне мечтала?

И одна тетушка дарит мне вязаные рукавички, а другая - уродливого вида теплые носки, потому что когда-то я пожаловалась, что в доме холодно и ноги мерзнут, а потом отходят тяжело, с болью... и в этом мне видится почти настоящая забота.

Что пошло не так?

Я прозрела?

Или скорее у них не хватило выдержки. Я ведь почти дошла... почти...

...неуклюжие ухаживания Полечки. Юстасик, сочинивший в мою честь поэму, которую он читает громко, с придыханием и выразительными взглядами. Кузина, шипящая на Полечку...

...приворотное зелье в чае.

...она все равно не заметит... ей будет лучше, если...

Пара подслушанных разговоров. И дядюшкино циничное:

- Долго девчонка не протянет...

Именно тогда, кажется, я увидела, каковы они на самом деле. И выставила всех вон.

- Что-то случилось? - тихо поинтересовался Диттер.

- Ты случился, - я уселась на кресло и вытянула ноги, закрыла глаза. Ведьминскому чаю нужно дать настояться, раскрыть подлую свою натуру, в которой сплелись одинаково и горечь, и сладость. - Ты жить не умеешь.

- Мне говорили.

- Поэтому и вляпался...

- Тоже говорили.

- Повторение для здоровья полезно.

- Его уже почти не осталось.

- Сестра-то хоть знает?

Молчит.

Не знает, стало быть. Не сказал, побоявшись побеспокоить, нарушить чужую сахарную жизнь в пряничном домике. И... пускай. У каждого своя мечта. Ему вот, в отличие от меня, удалось свою воплотить. А деньги... что деньги? У меня их много, только счастливой я себя не ощущаю.

- Хоть письмо ей напиши, - посоветовала я, дотянувшись до полки, где хранились стальные перья. - А то ведь нехорошо получится...

- Уже...

- Вот теперь молодец...

Он усмехнулся.

И подвинулся ближе.

Лаборатория у меня просторная, тут уж род постарался, но закуток для отдыха получился крохотным. И странное дело, теперь меня это даже радовала.

У Диттера теплая рука. И пальцы его скользят по моей ладони, делясь этим живым теплом.

- А ты, если бы знала, что жить осталось недолго... кому бы ты написала?

Хороший вопрос.

- Никому, - подумав, ответила я. - Гюнтеру, пожалуй... он переживает. И еще Аарону Марковичу распоряжения оставила бы... но это другое.

Другое.

И выходит, что по-настоящему близких людей у меня нет? Тех, кому было бы не плевать на мою смерть, и тех, на кого не было плевать мне самой.

Даже Адлар и Патрик - приятели, не более... с ними весело было проводить время, а еще Адлар в финансах разбирался, дал пару толковых советов когда-то... с женщинами у меня вообще не складывались отношения... и да, я одиночка.

Была.

И осталась. Да? Определенно.

- Чай пей, - велела я, отстраняясь. Какой-то... неприятный разговор пошел. Неудобный.

- Отравить пытаешься?

Смешок.

- А разве надо?

- Не знаю...

- Лучше скажи, - я подняла чашку и принюхалась. Чай получился правильный, с тягучим густым ароматом, щекотавшим нос. - Как ты вообще в лабораторию попал.

- Попросил. И меня пустили.

Даже так...

- А защита?

- Не такая она и сложная... что? Я хорошо учился... надеялся в свое время дорасти до главы ордена...

- Честолюбив.

- Немного, - не стал притворяться Диттер, принимая чашку. Он принюхивался осторожно, и на меня поглядывал, будто пытаясь решить, можно ли пить это или не стоит. - Все мы грешны... и как прогулка?

- Интересно...

...скрывать что-либо я не видела особого смысла.

Глава 40

Утро.

Я ненавидела утро раньше, ибо тяжелый гонг возвещал о начале нового дня, а Гюнтер распоряжался подавать завтрак. И мне приходилось спускаться, даже если я только-только легла.

Еще я ненавидела утро, поскольку завтрак накрывали в столовой.

Вишневые панели.

Шелковые обои с давно вышедшим из моды рисунком. Позеленевшая бронза герба, закрепленного на стене. Стяги, которые добавляли торжественности, напоминая о величии рода... зачем это было делать именно в столовой?

Но больше всего меня раздражал длинный стол из мореного дуба.

Он растянулся на всю комнату, и садясь во главе его, - порядок требовал подчинения - я чувствовала себя... обманщицей?