Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

Светловолосая, в пестром купальнике, подошла к самому краю, и не сбиваясь с шага, а только вытянув над головой руки, подпрыгнула, сгибая ногу в колене, как балерина, нет, вспомнил, как тот олень на капоте старинной волги. И с резким порывом ветра почти взлетела, не вперед и не вниз, а вверх над доской, задержалась в воздушной пустоте, полной тишины — все замолчали на пару мгновений — и полетела вниз, как-то странно неторопливо, как в замедленной съемке. Плавно вошла в мелкие волночки, специально стриганув вытянутыми ногами, и на поверхности взметнулся компактный фонтанчик брызг. Будто восклицательный знак поставила в прыжке. Трибуны, набитые полуголыми коричневыми и светлыми телами, рванули жаркий воздух криками, восклицаниями и аплодисментами.

С вышки следом прыгнул кто-то еще, но со второй, кувыркаясь бомбочкой. По лесенке торопливо лезли детишки — осваивали первый уровень, самый низкий.

А девочка вынырнула, повернула к Женьке мокрое лицо и помахала рукой. Подплывая к лесенке из воды, скрылась из поля зрения.

— Женя? — он ступил на низкий бордюр, вытягивая шею. Ничего себе!

— Еще давай! — заревел кто-то с трибун, а рядом кто-то хлопал, свистя.

Но Женя, выбираясь на бетонную плоскость, прошлепала к раздевалке, прихватив с угла скамьи платье и рюкзачок. Исчезла на пару минут. И вскоре появилась уже в распахнутых железных воротах, помахала рукой в каморку охранника. Пошла навстречу Женьке, держа на мокром лице свою замкнутую улыбку.

— Ничего себе, — поделился с ней Женька, шагая рядом, — ты как будто летала! Я бы еще посмотрел.

— Подержи, — девочка сунула ему рюкзак, — я волосы вытру. А, успеем еще. Сегодня дел много.

Болтая, пока они углублялись в парк, потом переходили улицу с машинами, потом — поднимались выше, уже по улицам на склонах горы, он похвастался прихваченными из дома инструментами. Женя кивнула с одобрением. Удобнее устраивая на плечах широкие лямки рюкзака, свинтила с объектива маленького фотоаппарата крышку, сунула в кармашек платья.

— Ты не голодный? Нет? Тогда сразу идем за семерками.

— Идем, — согласился Женька, — а они где?

— Где увидим.

В профиль у нее был короткий нос и упрямый лоб. Как у теленка, подумал Женька и, смешавшись, стал вспоминать, а где он видел-то, телят и их лбы. В книге какой вычитал, наверное. Тоже мне, «крестьянин, торжествуя»…

Он с удовольствием поддерживал игру, которой выглядело новое для него дело, порученное язвительным Отаном. Но волновался, сумеет ли. Все же дядька у Жени здоровый, в смысле, большой размерами, а еще языкатый, как учитель Данила, только язвит охотнее. Не хочется, чтоб после издевался, из-за этих таинственных семерок. Но даже несмотря на Отана, Женьке не хотелось расспрашивать напрямую. Пусть бы подольше такое вот. Сказочное.

Из-за слова мысли перекинулись на Капчу и его бедствия, явно по контрасту. То, что тут, с Женей, оно постоянно такое — волшебное, сказочное, а это считается, должно бы кончиться еще в детсаду, ну ладно, к четвертому-пятому классу. И потом обязано начаться эдакое, какое происходит с Капчой. Бабло, телки, долги со страхом неотдачи, всякие чаки норисы с их тачками. Аны с коктейлями. Опасные из-за малолетства нателлки.

Вот когда лучше понимается старшая сестра, думал Женька, идя рядом с ровно шагающей Женей. Как она через год после школы постановила, сидя в кухне после вечерней смены на фабрике мочалок и сумок, куда пошла, чтоб направление получить в институт — «что-то мне в людях совершенно не нравится, хочу опять в школу!». Женька тогда запрезирал сестру с высоты своих одиннадцати лет и пятого класса. Совсем дурочка, в школу! Где без конца оценки, дисциплина, учителя с их закидонами, родители с нотациями.

Да. Тогда взрослая жизнь, наоборот, казалась ему сплошным волшебным праздником. И дурак же я был, в свои одиннадцать, с насмешливой мудростью подумал Женька, проламываясь следом за спутницей через кусты смородины к облупленной стене рыжего двухэтажного дома.

— Нашла? — спросил осторожно, пытаясь понять, как выглядят в реальности искомые семерки.

— Нет, — Женя говорила вполголоса, — достань у меня там, в наружном кармане бутылка.

Он расстегнул клапан, вытащил поллитровую бутылку с широкой крышкой. В мутном пластике шуршали, пересыпаясь, мелкие коричневые камушки. Девочка приняла бутылку, села на корточки, сдвигаясь в кусты, чтобы и ему было видно — в низкой коробке между стеной и кустами лежала кошка, тощая по случаю неуходящей жары, с настороженной мордой, расписанной черными по белому пятнышками. К выставленному боку были словно приклеены четыре котенка — все разноцветные. Женя аккуратно насыпала корма в коробку, под самую морду многодетной матери. Та коротко мявкнула и, опустив башку, захрустела, не беспокоя котят.

Женька запихал поданную ему бутылку снова в карман рюкзака, застегнул его.

— Все? — девочка стояла ровно, чтоб ему было удобно возиться за ее спиной.

— Угу. Ты все время носишь еду кошкам?

— Она легкая.

— Всех же не накормишь, — немного мрачно сказал Женька, когда снова пошли рядом, переходя из приятной тени под акациями в слепящий зной и снова в тень. В его дворе тоже было полно кошек и тоже пару раз в год они выводили новых котят, таких забавных. Вырастали совсем немногие.

— Я же не одна, — возразила Женя.

— А кто еще-то?

Она засмеялась, поводя плечами.

— Если будешь ты носить. Корм. Станет на одного человека больше.

Женька хотел задуматься. Возразить и поспорить. И вообще — а как же это, что с детства долдонят — ты в ответе за тех, кого приручил! И всякое там, что мама любила повторять скучным тоном — взялся за гуж… Кстати, а как он выглядит, этот самый гуж?

Но тут Женя резко остановилась. Шагнула в сторону, наклоняя голову к плечу. Вернулась на место и, поднимая камеру, поднесла к лицу. Сделала пару снимков.

Проследив направление, Женька узрел угол старого дома на повороте улицы, нависающую над желтой штукатуркой крышу. Буйные плети дикого винограда, что, заплетя почти всю стену, перекинулись на фонарный столб. И — все. Даже окна нет, с занавесками. Или форточкой. Угол, край крыши, листья.

— Идем? — Женя опустила руку с камерой. Крышку не стала надевать, и отключать тоже не стала.

— А… а там что? На доме? В смысле, просто кадр будет красивый, да? С виноградом?

— Десятка, — улыбнулась девочка, — их уже много, у Аргеста. Отана, в смысле. Но эта хорошая. Правильная.

Женька снова обратил взгляд к выбранному спутницей кадру. Ну, конечно, на желтой облезлой штукатурке — ржавая табличка с еле видными цифрами. Десятка.

— Так мы ищем номера домов? — догадался с некоторым разочарованием, — дома номер семь? Таблички? Если десять, нам нужно на другую сторону. Где нечетные. Слушай, а чего их искать? На каждой улице есть седьмой дом.