Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

— Моряна-а! — заорал Женька, радуясь знакомым, таким уже родным местам.

И вдруг ноги резко дернулись вниз, рот наполнился ветром, голова мотнулась, не успевая за изменением тела в небесной пустоте. Взмахнув руками, Женька попытался согнуть колени, нагнул голову, боясь увидеть и еще больше боясь внезапно свалиться — с эдакой высоты. Ниже его, вцепившись в щиколотку, летел Норис, скалил белые зубы. Непременный стетсон хлопался о спину, болтаясь на шнурке вокруг шеи.

— Пусти! — заорал Женька, неумолимо теряя высоту под тяжестью врага.

Задергал ногой, пытаясь руками выгрести, как делал в воде, избавляясь от чужого захвата. Но Норис держал крепко, от скрюченных пальцев шел противный ледяной холод, замораживая немеющую ногу.

Женька чуть не заплакал злыми слезами, в ярости от того, что гад все портит, ну все, в самые прекрасные моменты. Даже его собственный, впервые такой прекрасный, без тяжкого напряжения и усталости, личный полет. Первый по-настоящему самостоятельный.

И эта мысль оказалась важнее страха, важнее чувства опасности. Ты бачь, яка сука, насмешливо процитировал старый анекдот голос Капчи в голове. И Женька поймал ту самую верную интонацию, передаваемую грубыми, но правильными словами.

Опустил голову сильнее, разглядывая оскаленное лицо и вытянутую полетом фигуру.

— Что ж ты липкий такой? — произнес с презрительным удивлением, — своей силы нет, так чужой пользуешься? Всегда так, да? И не надоело?

Не досказав последней фразы, крутанулся, не пытаясь стряхнуть Нориса, а напротив, приближая к нему руки. Схватил за распахнутую на груди рубаху, притягивая к себе, так что ощеренное лицо оказалось почти вплотную к его лицу.

Норис замахал руками, извиваясь, как пойманный поперек тулова червяк.

— Ветер, — раздельно проговорил Женька, встряхивая противника в такт словам, — всег-да силь-не-е сквоз-ня-ка. Понял ты? Немочь хилая.

— А ты, что ли… сильный, да? — прохрипел Норис, стараясь говорить с насмешкой, но в прищуренных глазах плескался страх.

— Да, — согласился Женька, — и, если ты тронешь хоть раз. Серегу. Женю. Ану Войченко. От меня получишь. По полной. Да кого угодно. Если узнаю. Чмо ты болотное.

— Не бросишь, — просипел Норис неуверенно, — не бросишь ведь? Я клянусь…

— Заткнись. Тебе не верю. Не брошу, да?

Женька все крепче стискивал края рубахи, потом сделал захват, поворачивая Нориса к себе спиной и обхватив его подмышками жестко согнутой рукой. Да он слабак, мелькнула мысль, я ниже, но руки-то крепче.

На них неслась сверкающая синева. Под ногами далеко внизу Кой-Аш кончился, мелькнула верхняя часть обрыва и золото пляжа.

— На землю не брошу, — крикнул Женька, описывая над водой плавную дугу и снижаясь почти к самым барашкам, украшенным легкими пенками, — а нырнешь щас, как надо.

Руки разжались. Норис, что-то прокричав, булькнул, уходя в прозрачную воду. Вынырнул с плеском, распустив за спиной полы джинсовой рубахи. Уставился снизу ненавидящим взглядом.

— Греби давай, — посоветовал Женька, паря в десятке метров над водой, — я прослежу, чтоб не утоп.

— Козел! — Норис попытался плюнуть вверх, но снова окунулся, — досстану я тебя…

— Это я тебя достану, — поправил его Женька, — и каждый раз буду доставать, если что. Плыви давай, некогда мне с тобой возиться.

Норис взвился, как ненормальный дельфин, пытаясь ухватить Женькину ногу, тот отскочил выше. Повел руками и принял горизонталь, направляя себя в сторону далекого еще берега.

— Нет! Подожди, нет!

И еще с четверть часа Женька болтался над пловцом, пока тот, наконец, не обнаружил под ногами меляк, первый из двух, невидимых с берега.

Оставив врага стоять по пояс в зеленой воде, Женька помахал ему рукой и понесся к берегу, набирая высоту, чтоб сразу воспарить к домику на обрыве. Но над желтым песком потерял силу и свалился, снова слегка отбив себе задницу. Вскочил, проверяя глазами — далеко ли Норис. Тот все еще торчал на меляке, невнятным, черным против солнечного света пеньком.

Женька встряхнулся, как пес, помотал головой — в ушах все еще приятно шумело от быстрого теплого ветра. И кинулся к вырубленной в глине обрыва лесенке. Ему хотелось кричать, окликая Женю. Или Отана. Наверняка они там, наверху. Но рассудив, что это будет слишком по-детски, укротил порыв и полез вверх в солидном молчании, пыхтя и отталкиваясь пальцами от крутых ступеней, маячащих перед носом.

Дверь в домик была распахнута, и Женька, отдышавшись и поправив волосы, чтоб не лезли в глаза, заглянул, взбегая по низким ступенькам. И пошел в обход, на дворик с деревьями.

Она была там, сидела на табуретке у очага, поставив на другую — большую миску с водой. Смотрела на Женьку, держа в руке картофелину, а в другой — тонкий, сточенный временем нож.

— Все нормально? — спросил он, — я думал, вдруг помощь нужна.

— Нужна, — кивнула Женя, — картошка вот. Еще принести.

— Ага, — он повернулся, чтоб уйти к сараюшке.

За спиной звякнул нож, падая в миску.

— Подожди.

Он снова повернулся, а она оказалась совсем рядом. Качнулась, обнимая обеими руками. Женька обхватил ее плечи, прижимая к себе.

— Я так испугалась, — от ее слов, сказанных у самой кожи, стало щекотно, — за тебя.

— Нормально все, — он тронул губами светлую макушку, — я вот. За тебя боялся.

Они засмеялись оба, стоя в редкой тени кривой сливы. Женя вздыхала, прижимаясь лицом к его рубашке, и он покачивал ее плечи, успокаивая. Такой — совсем взрослый. Сильный.

— Отан ушел на озеро, — ответила на его невысказанный вопрос, — вернется к ужину.

— А леди Маистра? Чинук?

— Им пора. И так задержались, из-за этого… Но, может быть, она поужинает с нами.

Потом они сидели рядом, чистили картошку, чтобы успеть. Тихо разговаривали, умолкая, когда в кроне заливалась какая-то неопознанная птичка. Женька рассказывал о сереньком доме, о подарке для семейства мышей, который так внезапно получил, ожидая получить совсем другое. Женя смеялась, бросая в миску белую картофелину.

— Куча вопросов, — задумчиво подытожил Женька, вытирая руки и глядя на девочку.

Та кивнула.

— Я расскажу. Если останутся какие, спросишь.

Издалека слышался мерный шум волн, они катили и катили на берег, где-то там из них выбрался и куда-то исчез Норис. Очень благоразумно с его стороны, отметил Женька, внимательно слушая.

— Я не могу сказать полностью, зачем и почему. Мир огромен, нет, бесконечен, понимаешь? Я могу объяснить столько, сколько знаю сама, но мои слова не объяснят бесконечности. И что-то ты сам понял верно, в том, что касается тебя. И Нориса. Ты ему сказал, про сквозняки, да? А еще увидел, как можно обманывать, если умеешь делать это очень хорошо. Он умеет.