Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

— Гад, — с чувством сказал Женька.

Она кивнула, хмурясь. Подняла на него светлые сиреневые глаза.

— Когда веришь обману, после становится стыдно. Кажется, ну зачем слушала, кивала. Помогала зачем? Такому вот. Но… У него пакостный, но сильный талант. Если с ним водишься, близко, то ему веришь. Когда-то он меня обманул. Я готова была поделиться с ним всем. Всем, что может сделать его сильнее. Но у нас не получалось, и я не понимала, почему. Думала, может быть, я не умею.

Она усмехнулась и передразнила добродушно насмешливый голос Отана:

— Цыплята… анемоны… сережки на весенних ивах. Я думала, он ведь человек, да? Не цыпленок и не цветочек. И старалась дальше. Если бы он был честен, я быстро поняла бы — ему просто не дано. Понимаешь, свой ветер приходит только к тому, кто может сделать его частью себя, стать его частью. Я думала, он отыщет свой ветер. Но — никак.

Она комкала на коленях полотенце, тень от листьев бежала по лицу, на волосы упал сухой свернутый листок, потом свалился в миску с картошкой. Женя не заметила, пытаясь объяснить не только Женьке, но и себе.

— А то, что он отбирал, тихонько, складывал к себе в мелкую душу, я даже не замечала этого! Потому что — верила. А еще — все эти сквозняки, треснутые или болотные, или вот — больные ветерки, выползающие из сырых низин, они ведь — не ветры. В них нет силы и свободы. Многие из них, ну, они как бы ненастоящие, притворяются. Понимаешь, когда бриз в моря втекает в расщелину скал, сужается, становясь острым и сильным, и после выбрасывает себя в жару степи или на соль озера, он — настоящая сила. А вот сквозняк, который дует в разбитое стекло или там, где плохо заделано окошко, или оставлена щель в полу ленивым мастером… Такой сквозняк, он только чтоб застудить ухо. Выхолодить ноги, превращая этот холод в больное горло. Он может с виду казаться ветром, да? Маленьким таким. Но к ветрам настоящим отношения не имеет.

— Я понимаю.

Женя развела руками.

— Он слушал меня. Кивал. На слова о большом, настоящем, вольном. А возился с этими мелкими пакостями, использовал мои советы, чтоб научиться владеть ими. Управлять. За моей спиной. А в лицо, ой, милая Дженни, я так хочу быть рядом. Быть сильным и настоящим. И я…

Она засмеялась, краснея алыми легкими пятнами.

— Я — верила. Помогала дальше. Защищала его перед Отаном, рассказывая, что еще немного и все получится. Тот щенок. Он очень вовремя попался под ногу Норису. Противно так говорить, но когда я увидела, только тогда вот…

— Глаза открылись, — мрачно подсказал Женька, — ты чего оправдываешься? Я ж тебе не учитель, тыкать, садись, Местечко, двойка. Ты между прочим, еще молодец, а другая бы и тут оправдала, мало ли — щенок какой-то, ну, подвернулся под ногу. Случайно. Прикинь, какой-то щенок и все же отношения. Роман практически.

— Оправдываюсь. Это такое — человеческое. Заметил, если кого обманывают, то человеку стыдно? Тому, кого обманули. Как будто он дурачок такой. Ну вот. И мне тоже.

— До сих пор? — осведомился Женька, — и давай, кстати, кастрюлю, а то до вечера далеко, но все-таки. Жень, ну, прости, я конечно, самоуверенный пень, но передо мной чего тебе оправдываться? Я понимаю, во-первых. И во-вторых, я тебе верю. Как себе. Больше даже.

Женя засмеялась, ставя на решетку очага кастрюлю. В четыре руки они стали перегружать туда картошку.

— Ты изменился. Я так рада!

Женька пожал плечами, улыбаясь. Слышать это было приятно, но что-то его немножко мучило.

— Что? — немедленно ощутив настроение, спросила девочка, — что такое?

Под решеткой прыгал еле видимый в солнечном свете огонь. Женя отошла, наклонилась над корзинкой, перебирая сорванную зелень — петрушку, длинные стебли укропа, но смотрела на собеседника.

— Ну… в общем, я думал, такая схватка будет, типа как та на берегу драка. Только сильнее еще. А оно как-то раз-раз… И я его в воду.

Он пожал плечами, усмехнулся своим же словам. Было неловко, вроде он хвастается и требует, а ну-ка сильнее, размахнись рука, раззудись что-то там.

— Да, — согласилась Женя, бросая зелень в миску с водой, — одна из многих просто. Ты решил, что Норис самый тебе превеликий противник?

У Женьки защекотало под ложечкой и вопрос захотелось забрать обратно. И вообще поговорить о чем-то привычном и мирном.

— А что. Будут другие? Сильные?

— В тебе выросла сила, мастер Юджин. Теперь ты не только человек. Конечно, для баланса мироздание найдет, как эту силу использовать. Или ослабить, если ты не захочешь пользоваться ею.

— Не было бабе хлопот, — пробормотал Женька, — купила баба карася. Нет, порося.

— Порося? — Женя подняла брови, — баба?

— Пословица такая, проехали… Так это что? Я теперь, что ли, супермен? Труба зовет, и полетел на помощь?

— Труба? — снова удивилась Женя, бросив выкладывать зелень на расстеленное по дощатому столу полотенечко. Потом засмеялась:

— Ладно. Проехали, так говорить? Не полетел, нет. Ты сам видел, что случается, если делать на уровне ветров. Ну-у, как тебе объяснить…

Она стояла рядом с обычным столом, в светлом платье с подолом выше исцарапанных коленок. Развела мокрыми руками, пытаясь жестом показать, как все нелегко. Но одновременно улыбалась.

— Иногда. Совсем редко, очень редко, когда это действительно надо. Ты можешь вспомнить о том, что ты умеешь больше, чем обычный человек. А в других обстоятельствах ты просто поступишь, ну, как человек, понимаешь? Не как Норис. Или даже не как твой Капча. Потому что, если ты кинешься в полеты, то, помогая кому-то одному, ты, скорее всего, навредишь сотням. Это — ветер, мастер Юджин, он дует для всех. Везде. Но ты мне поверь, знать о своей силе — очень помогает быть сильным. Сила ведь не только для того, чтоб крушить или переворачивать, или поднять, чтоб кинуть. Она — чтоб ты был сильным сам по себе.

— Все же порося, — пробормотал Женька, расставаясь с картинкой — бежит по крыше, и красно-синий плащ развевается за плечами, и рраз — взлетел.

Но совсем расставаться с образом себя всемогущего было жаль.

— И что теперь? Я только научился летать. Даже сюда прилетел, хотя ты говоришь — нельзя. Ведь нельзя было?

— Это Моряна, — Женя обвела рукой деревца и огородик, указала на сверкание воды за обрывом, — она немножко не отсюда. Такое совмещенное место. Потому мы сюда ехали на муравейчике, долго, а не летали птичками каждый раз, когда захочется. Но тут всегда мало людей. И еще, именно отсюда ты сможешь уходить теперь в свои собственные миры, места, которые будут совсем твоими.

Женька подумал о мире ноябрьского тихого света, куда вдруг пришло солнце. Может быть, осторожно думал он, пришло из-за него? Хотелось бы поверить, что это так.

— Там. Где дом на краю болота. Знаешь, слово не очень подходит, кажется, ну, болото, такая фигня, но я бы хотел, чтоб ты увидела… Ты что улыбаешься? Мы можем с тобой, да? Это что, это теперь мое место? Совсем мое?