С Джей-Джонс - Зимняя песнь [litres]

– Видишь? – Ее рот растянулся в неестественной улыбке. – Ты готова к встрече с огромным миром.

Кете не усердствовала с румянами и пудрой; она лишь привела в порядок мои брови и мазнула по губам помадой. В мерцании волшебных огоньков землистый цвет моего лица посветлел и выровнялся до сливочного, а контуры приобрели даже некоторую привлекательность. Это самое лицо я видела в зеркале каждый день, пока росла, – некрасивое, плоское, лошадиное, но сейчас, в новом окружении, оно словно бы светилось изнутри таинственным сиянием. Воробей в гнездышке.

– Я бы хотела… – начала Кете, но запнулась.

– Чего?

Она покачала головой.

– Ничего. Просто… – Сестра закусила губу. – Я бы хотела хоть разочек оказаться за стенами этого дворца. Услышать, как ты исполняешь свою музыку перед широкой публикой. Увидеть шедевры живописи, написанные великими мастерами. Ощутить… настоящее солнечное тепло, вкус спелой земляники и… ой!

На пол к нашим ногам упало несколько алых капель. У Кете снова пошла носом кровь. Я заметалась в поисках платка или полотенца, но ничего такого в комнате не было, только ярды и ярды дорогих тканей. Схватив брошенный как попало чулок (оставалось лишь надеяться, что чистый), я стерла кровь с лица сестры.

– Мне нужно полежать, – еле слышно проговорила она.

– Хорошо. – Я помогла ей лечь в постель. В моих объятьях она казалась еще более худой и хрупкой, чем прежде.

– Лизель… – Голос Кете ослабел до прерывистого шепота. – Лизель… мне не очень… хорошо. Я…

– Тс-с-с. Я позову камеристок.

Кете качнула подбородком.

– Пусть придет мама, – прохныкала она. – Я хочу…

Я не знала, что делать. Мама – далеко; жизнь – далеко и ускользает от моей сестры еще дальше. Горло душили гнев и отчаяние, но я не дала воли эмоциям. Кете смотрела на меня огромными испуганными глазами, и ради нее я улыбалась. Маминой улыбкой – спокойной и ободряющей, вопреки всем невзгодам.

Поудобнее устроив сестру на подушках, я стала гладить ее по волосам и мурлыкать колыбельную, которую нам часто пела мама. В моем исполнении не было и доли маминой мелодичности, но Кете утешило и это. К моему удивлению, она принялась подпевать, старательно пытаясь попадать в ноты, несмотря на полное отсутствие слуха. В детстве моя сестра переживала этот факт очень болезненно и потому наотрез отказывалась петь и играть в любые музыкальные игры, которые мы устраивали в семье.

– Лизель…

Голос был крайне слаб, но я расслышала ее, мою настоящую сестру, отделенную от меня стеной заклятья. Я осеклась.

Кете схватила меня за руку.

– Нет, нет, продолжай петь. Пожалуйста, пой.

Я перестала гладить ее по волосам и начала колыбельную заново, без слов пропевая мотив протяжным «о-о-о». Я пела и одновременно старалась придумать, как быть дальше.

– Кете, сестренка родная, ты здесь?

Вопрос плохо укладывался в ритм колыбельной, но только так я могла говорить с ней, не обрывая мелодию.

– Да, здесь, – с трудом вымолвила она. – Твоя музыка… рассеивает мглу.

– Надо бежать, надо спешить прочь. Твой жених хочет забрать свой трофей.

– Мой жених?.. – Голубые глаза Кете затуманились, и я мысленно выругала себя за ошибку в собственном заклинании, которое пыталась сплести вокруг сестры.

– Неважно, не страшно, бежим со мной, поспешим!

– Поспешим, – повторила она. Обвела взглядом землянку, словно впервые увидела ее по-настоящему. – Да, мы должны спешить.

– Есть ли силы, можешь ли бежать? Ты так слаба, так бледна.

– Да. – Она с трудом кивнула. Затем точно отдала себе приказ, и щеки вновь порозовели, а в голубых глазах сверкнула решимость. – Могу.

– Тогда за мной, за мной!

Кете еще раз кивнула.

– Иду, Лизель, – едва слышно промолвила она. – Сейчас иду.

Я торопилась. Подняв Кете с постели, я одела ее и оделась сама, выбрав самые практичные платья из тех, что имелись. При себе у меня не было ничего, даже моей примитивной и путаной карты Подземного мира. Однако времени что-то планировать уже не было. Заблудимся мы или нет, уже не имело значения; отпущенный мне срок истекал, так что я, подобно Гаммельнскому крысолову, повела сестру прочь.

У меня начал садиться голос. Я поняла, что долго петь не смогу и, чтобы удерживать сестру в плену моих чар, нужен другой способ. Меня вдруг осенило, и я чуть не сбилась с такта – очень уж хотелось рассмеяться. Флейта! Подарок высокого элегантного незнакомца. С ее помощью я нашла вход сюда, с ней же найду выход.

В мгновение ока передо мной возникли Веточка и Колютик. Вторую мой приказ явно разозлил, первую же, судя по всему, – удивил. Высокая, тощая гоблинка почти с благоговением протянула мне инструмент.

Втиснуть строчку «Я так хочу» у меня не получилось. Моя импровизированная песнь все больше утрачивала ритм и мелодику.

– Отсюда нет пути наверх, смертная, – сообщила Колютик. – Не стоит и пробовать.

Я покачала головой, продолжая напевать мотив без слов. Посмотрела на Кете, чье бледное изможденное лицо блестело от холодного пота.

– Я здесь, – сказала она напряженным, далеким голосом. – Я еще здесь.

Веточка вперила в меня взгляд своих нечеловеческих глаз, темных, бездонных и непроницаемых. Мне вдруг захотелось увидеть в них проблеск доброты.

– Знай, смертная, – сказала она, – в Подземном мире все пути ведут к началу и концу. Что есть начало, а что – конец, решать тебе. Будь верна себе, не мешкай. Помни: Древний закон сколько дает, столько и отнимает. Покинуть Подземный мир тебе будет нелегко.

– Она не справится, – фыркнула Колютик. – Ни одному смертному не под силу нарушить древнее равновесие. – Она растянула рот в безобразной ухмылке, обнажившей зубы. – Что ж, удачи. Удача тебе ой как понадобится.

Я пропустила мимо ушей насмешку Колютика и благодарно кивнула Веточке. Гоблинки растаяли в воздухе.

– Говори со мной, родная, – пропела я Кете. – Будь со мной. Пой!

И поднесла флейту к губам.

Подземный мир был настоящим лабиринтом. Одни коридоры вели вверх, другие делали петлю и закольцовывались, третьи упирались в стену. Я не могла взять Кете за руку, так как играла на флейте, и поэтому она держалась за тесемки моего передника. Если она спотыкалась или останавливалась, я наигрывала мелодию из детства – канон, ритмичную «скакалочку», шутливую припевку.

– Тебе все равно не победить.