Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

— Ах, княже… знамо дело молвите, — созидая на лице широченну вулыбку, и абие прекращая пужать Хару лучистым сиянием своих глазьев, отметил Рам. — Я думал может чумазый тебя обидел чем, вот и поспешил.

— Чумазый… — расстроенно протянул малец тако противно величание, и, сдвинув купно густы, чёрны брови, дрогнувшим голосом, у коем звучало огорчение, добавил, — никтось мене не вубежал… И посем я сам могу за собе постоять… оно як у мене не тока меч имеитси, но и язык, — да обращаясь к сице неприятно кликаемому чумазым полкану, сказал, — Хара ужесь пойдём чё ли кочумать.

— Ваше сиятельство, пожалуйте… пожалуйте наверх… по ступенечкам, — забалабонил обрадованный Хара, судя по сему, избежавший наказания от смурного обликом Рама. — Вверх по ступенечкам, ножечку осторожненько ставьте, чтоб не упасть… В ложницу вашу, извольте на одер свой… извольте ваше сиятельство. Борюша можеть и жёлал возмутитьси энтому именованию, как и многое у Таранце, чуждому душе отрока, но вже не стал. Зане оченно боязливо посматривал у направлении Рама Хара. Да и оставшийся унизу, осторонь лесенки, темник дюже как-то тягостно дышал, васнь хотел догнать чумазого полкана и надавать ему оплеух. Посему мальчик торопливо направилси увысь по лесенке. Ступени которой были не шибко широкие, в сравнении с теми, шо вели с джариба у Дхавалу, одначе усё же и не узкие, потому по ним легко вышагивал Хара, идущий сзади Борилки.

Свёрху эвонту белу каменну лесенку вустилало тёмно— синие полотно, плотное и вельми пушистое, чудилось у то бул даже не холст, а меховы шкуры пошитые меже собой, оттогось и таки густые. С обеих краёв ступени огораживали завитые у одном направлении высокие, каменные, белые держаки, свёрху на каковых лежмя лёживала не мнее узкая облокотница, токмо из голубого голыша, за которую надобно було держатьси подымаясь ввысь. Ступени на лесенке были не крутыми, а поелику мальчик не стал опиратьси на те облокотницы. Сами ступени вели уверх вроде як тоже закрученно и были завиты у одном направлении, также как и держаки. Два раза обогнув коло, лесенка привела отрока и Хару к небольшому ровному пятачкому, словно повисшему у промежке от своду до полу, ограниченному белыми стенами по кругу и широкой двухстворчатой, деревянной дверью голубого цвету.

Ентова дверь, обрамлённая по меже широкой златой полосой, воканчивала собой пятачок, посредине створок на водной и иной из них были выложены выпуклыми голышами тёмно-синие знаки Индры. Поднявшись по ступеням, мальчуган остановилси на пятачке, белоснежный пол которого сохранял образ вытянутого яичка. Хара догнавши мальца, сызнова ему низенько поклонилси, а опосля подойдя к дверям, взялси за златые гриподобные ручки. Несильно толконув от собе створки, оные чуть слышно скрыпнули, точно то пропел сверчок, полкан медленно отворил их. Посем также неторопливо Хара вотпустил ручки да вставши у сторонке от проёму, на том самом пятачке, поверталси ликом к отроку и торжественно молвил:

— Извольте войти в свою ложницу, каковая по праву крови принадлежит вам, ваше сиятельство.

— От…Хара… токмо не надь мене кликать таковым нудным словом— сиянтельство…, — откликнулси Борюша и шагнул уперёдь, намереваясь войтить у горницу. — Точнёхонько я сияю…, — и немедля замерши, обомлел. Оно аки ложница поразила своей чудной красой душу мальчика. Вона как и Чандр— Серебристая, Лунная палата сотрелась полукруглой горницей. На ейных стенищах располагалось несколько громоздких, четырёхугольно-вытянутых окошек в которых гладкая васильковая слюда була оченно прозрачной, оттогось у ложницу, снаружи, проникал ясный свет, солнечного воза Асура Ра. Эвонтова светозарность наполняла усю палату желтовато-васильковым сиянием, отражаясь, словно от водной глади и от стен, и от потолка, и от пола, иде белый голыш был сподряд покрыт узорами из разнообразных самоцветных каменьев. А кады свет касалси тех живописаний мерещилось, чё изображения оживают… И вот на могутных деревах, напоминающих дубы да вязы, враз зачинали трепетать листочки. С веточек вспорхнув да широкось раскрыв крылья, скользили у полёте по голубому своду птицы. Та чарующая небесная лазурь нежданно то голубела, то бледнея, на маненько, покрывалась среними облаками, кои опосля обращались будто б у василькову пожню.

Подле деревов росли зелёны травы, а посредь них ходило усяко зверьё.

Зрелись тама серы волки, редрые лисы и даже буры ведмедя. Иноредь мнились и вовсе каки-то чудные, доселе не видимые мальцом животинки с длиннющими руками аль приплюснутыми мордами. По усей поверхности пола колыхались травы и цветы. Вони инолды вздрагивали своими вытянутыми перьевидными отростками, трясли соцветиями… и тадысь созерцалось як прерывчато колеблются на них мелки, голубы росиночки.

Бывало, промеже тех трав двигались едва заметные, почитай шо смаглые, змеи и ящерки. А на загнутых былинках восседали зелёные, чуть ли не с палец у длину, кузнецы. Залюбовавшись изумительной лепотой стен да изображениями на них мальчуган сразу вжесь и не обратил внимания на огромный одер, стоящий углубине ложницы. Энто был мудрёный такой одер, вон точно находилси под крышей, и поддерживалси четырьмя белыми схожими со стволами деревов столбами, увитыми перьплетениями золотых ветвей. На вершине те столбики были скреплены меж собой четырьмя брусками, ужо и по тоньче, и не так богато украшенными, на оных и поместилси потолок из лёгкогу холста, идеже на златом полотне проступало чудное хитросплетение нитей паче тёмных оттенков, живопишущих усякие цветы.

С макушек тех брусьев удол спускались мягкие, нежные холсты завес по грани украшенные бахромой. Энти завесы достигали пола ложницы, теряючи свои махры у подымающихся травах, и вукрывали одер по трём сторонам, оставляя проходь ко нему лишь с одного боку. В белы столбики, до половины их высоты, были вставлены два золочёных ослона, овый супротив другого, меж которыми проходил широкий настил застеленный свёрху высоким тюфяком, простынью из нежно-голубого холста да тонким, небесного цвету, одеялом. По тому самому одеялу, укрывающему увесь одер, была разбросана уймища васильковых подух, от здоровущей, ноли утрое больче бероской, до маханькой, васнь с ладонь. Ослоны гляделись не токась золочёными, по ихняму полотну проступали добре зримые узоры дивной резьбы, по каковой мальчуган дотумкал, чё одер деревяный и лишь покрыт тем самым золотом. Сам одер был не токмо долгим, но и весьма широким, на коем моглись улечьси и Борила, и Крас, и Былята и тады усё ищё восталось местечко для шишуги. Одер был высоким, посему сторонь него стояла небольша така посеребрёна скамля с короткими ножками. Созерцая тот одер Боренька отчавотось припомнил свой край и большущу бероску печь которая, точно и енто ложе, занимала почти четверть жилища. На печи кочумали старики аль мальцы, взбираясь тудыличи по приступкам, таким небольшим двум, трём ступенькам.