Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

— Лгуппа джахан Борила араве княже, урвара, техли тайтрамже халпур Дев Индры! А мальчуган, восходя по лесенке, невдолге узрел сами палаты, которые зачинались прям за вратами, и ошарашенно пожал плечьми, не скумекав отчавось вони величались Серебристые, Лунные. Оно аки пред ним лёжали никаки, ни серебристы, а белокаменны палаты идеже и свод, и стены, и пол были белоснежными. Сама палата имела коловидный облик, и була до зела обширна у размахе, справу да слеву во стенах ейных находились чуть зримые белы широки двухстворчаты двери, оные обозначались тонкой таковой златой окаёмочкой. Вкруг стен на равных промежутках друг от друга стояли полканы, усе вони были единой масти. При чём лошадина шерсть у них гляделась серой… да не просто серой, а почитай шо седой, на животах вона яро белела, на ногах же местами была паче тёмней. Кожа человечьего тела разнилась также как и волосья на голове. И ежели кожа сотрелась от бледно-розового до блёкло-белого, то долгия волосья казали либо белоголовость, либо седокудрость. На усех полканах були водеты серебристые рубахи без рукавов, с изображённым на груди тёмно-синим символом Асура Индры. А у руках полканы держали круглый, словно из воловьей, сырой кожи вунструмент. Из вёрху того изумительного вунструмента выходила длинна така трубка, варганенная из куги аль камыша, похожая на дудочку. Таки ж трубки опущались, выглядываючи с под низу. Верхню дуду полканы сжимали устами, а по водной из нижней водили пальцами, перьбирая тама отверстия. Из трентей трубки, немногось изогнутой, на конце коей находилось широко отверстие, изливались у те самы чудно— пронзительные и каки-то волшебные звуки. Поднявшись по лесенке Борила востановилси пред проёмом входа и на маненько замер. Занеже весьма эвонти палаты были восхитительными, а стоявший посредь них, на небольшом возвышении к которому вели четыре здоровущи ступеньки, престол попервому вспужал мальца своим точно необъятным видом. Евонто стуло ограждали, со трёх сторон, невысокий ослон и две боковые стенищи. На у тех стенках были установлены четыре кручёных столбика, кые поддерживали высокий вукрашенный резьбой многосторонний купол, увенчанный золотым мечом. По боковым стенишкам престола пролёгали каки-то сказочны живописания, да символы блистающие на золотом полотне белым лучистым светом. У таковое величественное стуло, вжесь перьливающееся в эвонтой белой палате золотым сиянием, не давали мальчоночке ступить дальче.

И вон, обмерши, стоял стоямя, чуя тама у груди, у самого сердечка, како-то стыдливое вощущение, вроде як чавой-то вон натворил, дюже пакостное, и, утаивши, об том не созналси старчим.

— Ступай, ступай поперёд княже, — унезапно зашушукал позадь отрока неприятно-осипший глас урвара. — Прямо к своему престолу. Воссядь на него… Воссядь, как и положено потомку Велеба, и Дев Индры…

Воссядь!.. Уже до зела долго… долго дожидалси своего княже, властителя тот великий престол. Борюша вуслыхав тот шепоток и сувсем смутилси, зарделись егось щёчки як маков цвет, и приоткрывши роть муторно вон задышал, будто иссяк увесь воздух у той чудной, кликаемой Серебряной, Лунной, палате. И тады нежданно усю палату, на капелюшечку, поглотила тьма… да така густа, шо пропали у ней и стены, и пол, и свод, и играющие на волшебных вунструментах полканы, восталси токмо сиять золочённым светом престол. Ищё маленечко и от него удруг, по у той чёрной маре, прямёхонько к ногам мальчика пробёгла, словно пронесшая воды реченька, серебриста торенка, вжесь оставленная, ей-ей, лунным светом. Тропка та лучисто заблистала капелью света, брызгами кумачными да зелёными, и точно поманила итить по собе мальца.

Поманила, позвала… замерцав, засверкав, и чичас же престол ярко полыхнул златым светом. Да во все стороны от ослона и двух боковых стенищ разошлись широки лучи свету, вжесь не серебристогу, а золотогу. И тадыличи на престоле разглядел мальчонка могутного с широкими плечьми мужа. Зрелась у того ражего витязя горда осанка плеч, крепки, жилисты руки с долгими перстами. Широко лико было вельми хупавым и густо покрыто волнистой светло-пошеничной брадой и вусами. Крупны, тёмно-синие очи гляди в упор на мальчугана, а ровный прямой и чуть востроватый нос казалси до зела знамым. Посредь большого белого лба пролёгал тонкий, серебристый снурок удерживающий от трепыханий обрамляющие главу не мнее густые, кудреваваты пошеничны волосья.

Ображен он был у ярко-синию рубаху, на груди которой находилси усё тот же знак Индры, токмо начертанный златым цветом, померклые штаны, да высокие, васнь обшитые по стыкам кудлатой опушкой меха, чёрны сапоги с блёстками по поверхности. Рубаху одету на выпуск, утак як носят её беросы, опоясывал мощный серебряный пояс, почитай шо у две длани ширшиной, усыпанный самоцветными каменьями. Борилка взволнованно всмотрелси у энтов, будто запечетлевшийся образ, и безошибочно понял, узрев знакомы чёрточки лика, чё пред ним евойный предок Асур Индра… Ово нарочно явившийся сюды, шоб усадить свово потомка на престол, ово токмо вызванный каким-то волшебным вспоминанием. А Бог нежданно-нечаянно покачал головой и ярко-златое сияние, каковое колом расходилось от егось волосьев расплескалось у разных направлениях, наполнив палаты плавым светом, поглотив усяк мрак и пелену. Индра медленно подалси ввысь со свово престола и, поднявшись, шагнул с него униз по ступеням, при ентом указуя правой рукой мальцу, воссесть на то божественно стуло. И тадыкась Боренька нанова вуслыхал осипший глас урвара позадь собе, тихо шептавший:

— Воссядь… воссядь на престол свой! На престол твоего Бога и предка великого быкоподобного Индру!.. И ступай… ступай, как и жёлал Индра, для своего сына Велеба, и для всех своих потомков, по Лунному оврингу Дыя…Дия…Дива! Бога ночного, звёздного неба. Отца Богов и людей, правителя Поселенной… Так… так засегда желал для сынов своих Индра… Обаче мальчик не дослухал говорок урвара, вон вздрогнул усем своим тельцом и почувствовал аки отяжелели руки, покуда держащие квёрху меч. Як напряглась кажна жилочка под кожей, и кажись точно забурлила жёлта юшка унутрях. На чуток отрок сомкнул очи, и глубоко вздохнувши, словно увидал собе вдругорядь трясущимся у сноповозке, шо увозила евось из родименькой деревенке Купяны у дальни края. И тадыкась промелькнули пред ним, дорогие его душеньке, просторы бероские, пожни, елани, наволоки, кулиги, выкосы и няши. Поднялись еле заметной тенью зелёные нивы у коих росли: могутные витязи дубы да вязы; паче низкие липы; строились у рядья березняки и осинники…. а засим селились дюжие пушисты ёлочки, або покорёженные, легохонько изогнутые да ровненькие сосенки и пихты…