Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

— Не понравилась меня та баня… И парная у них плоха… и вообче… токмо и добре чё придумано то ентов водоём.

— То не водоём был, — задумчиво молвил старшина беросов, и выровнил волоски на своей кудреватой бородке. Он, вернёхонько, слыхивал беседу мальчугана и полкана, и тяперича морщил свой светлый лоб, расстроенный тем говорком. — Но то и впрямь ладная палата.

— У нас у беросов баня луче, — добавил Борилка и сам насупилси. — И полки у нас высоки есть, полёжать можно… А туто-ва… И мальчонка чичас же переворошил у памяти мастерённу беросами баньку. То был небольшой таковой деревянный сруб с окошком находящимся под потолком. В одном из углов того сруба стояла здоровенна печка-каменка, на которой свёрху покоились каменья. Кады печка нагревалася, огонь у ней тушили и на те самы раскалённы каменья поливали водицу, оную брали из большущей бочки стоящей у ином углу. Посем оконце, чрез каковое выходил из бани дым, закрывали и начинали паритьси лёжа на полках, хлестаючи собе вениками: мужи — дубовыми, бабёнки — берёзовыми. Мылись беросы мочалами да поташем.

Эвонто настой из берёзовой золы, дюже хорошо смывающий грязь, жир да пот. Делалси вон просто, у посудину засыпалась зола да заливалась вода, дня чрез три настой тот процеживалси. Разводя у тазах ту водыку, мылися, а волосья поласкали яичным желтком да мёдом.

— Эт… ты Борюша отчубучил…., — прерывая думки мальца, откликнулси Былята и засмеявшись, тронулси к Белым Чертогам. — Ну, вот на чё им… полканам значить полки? — и воин вже перьходя на шепоток, абы егось не вуслыхали проходящи мимо и зарющиеся на мальчика потомки Китовраса, дополнил, — ведь полканы на полки со своими телами не як не влезуть. И мальчуган, услед за воином, захохотав, токась позвончее, пошёл к разноцветным чертогам кои по какой-то нелепости величались Белыми.

Не вуспели ащё толком-то за Борилой и Былятой сомкнутьси Рушат врата, впустивши их у Лунную палату, як к мальчонке подскочил Рама.

Он вельми широко растянул свои уста, выражая тем радостну вулыбку, сице чё показались евойны белые, чуточку выступающие уперёд, зубы, засим отвесил нижайший поклон, да торопливо молвил:

— О… княже, дюже рад тебя лицезреть. Как омылся? Ко душе ли пришлись наши бани? Борила открыл было роть, жёлая прогутарить свово недовольство полканскими банями, обаче старшина беросов стоящий подле него, опережаючи тот говорок, ответствовал темнику:

— Баня Борюше пришлась по нутру… И за одёжу чисту вон благодарен… Тяперича бы надоть его накормить, оно як он до зела голоден. Мальчик порывисто повертал голову и вуставившись очами у Быляту, ошарашенно пожал плечьми, тока воин едва заметно качнул головой, повелевая тем самым ему молчать.

— Что ж… трапезничать оно уж и верно после баньки положено, — суетливо прокалякал Рам и нанова поклонилси отроку, токмо у ентов раз не шибко низко. — Просим тебя княже в повалушу…где всё…всё уже готово. И указал рукой на леву дверь ведущу из Чандр палаты у те самы чертоги, глядевшиеся с джариба четырёхугольной баштой оканчивающейся тремя покато-округлыми смарагдовыми верхушками. Да чичас же двое полканов, замерши стоявших посторонь стены, шагнули к тем вратам, и, ухвативши ручки, отворили настежь дверны створки, да сызнова обмерли подле стенищ.

— Пройдём княже, — бодро произнёс Рам, и громко цокая по каменному полу палаты крепкими копытами, повёл мальчугана и Быляту к тем вратам.

— Борюша, — попридержал за плечико мальца старшина беросов, и, склонившись к уху тихонько прошёптал, — ничавось покуда не балабонь… особлива не сказывай свово недовольству. Борилка вставши на крохотулечку, задрав голову и зекнув очами у лико Быляты понятливо кивнул, вспомянув того вороно-чалого банного полкана и дрогнувшее, покрывшееся мжицей тело да шёрсть на нём.

Кумекая чё како необдуманно речённое им слово можеть быть неправильно истолкованно таким всеугождающим Рамой аль (и мальчик перьдёрнул плечьми, на миг, точно узрев пред собой промелькнувшее на вроде мнимости лицо урвара) эвонтим самым Керой, да обращено супротив простых смердов. А Былята промаж того вжесь испрямил свой стан, да выпустив из крепкой хватки плечо Бореньки, легохонько подтолкнул его у спину ко вратам. И мальчуган абие продолжил ходьбу. Обаче подойдя к распахнутым дверям, он на чуток замедлил шаг, оно как возле них встоясь застыл Рама и вдругорядь покланясь указал рукой на проём. Борила спервоначалу и вовсе востановилси не спонимаючи, отчавось не йдёть темнику. Но кадыка тот мотнул у сторону проёму головой и широкось осклабилси, дотумкал чё, то вон должен проходють первым, посему и тронул свову поступь, войдя у повалушные чертоги. Эвонта горница, у коей мальчишечка оказалси перьступив проём врат, была не широка, одначе весьма долга. То была даже не горница, а какой-то полутёмный предбанник, уходящий управо и улево, с зеленоватыми стенами и высоким угловатым потолком. У самих стенищах каменных и гладких блистали махонечкие серые вкрапления да тонки паутинные прожилочки. Предбанник не превышающий у ширшину семи-восьми шагов казал пред отроком иные раскрытые двухстворчаты двери токмо зекрого цвета, которые открывали проход у новые палаты. Борилка миновав тот самый предбанник, ступил чрез широкий и вжесь малешенько округлый просвет, оно занеже сами двери гляделись свёрху коловидно-загнутыми, и узрел огромну, четырёхугольну палату. На супротивной стороне каковой, на стяне да на двух иных, сходящихся с ней стыками вуглов, находились громоздкие вытянутые окна со прозрачно-васильковой гладенькой слюдой унутрях, наполнявшей палату голубоватым дымком, будто поддавшимся от далёкого костерка. Стенищи, могутный свод да пол были туто-ва смарагдового цвету, и украшены дивным живописанием витиеватого Мирового Древа. По усему незанятому оконцами и дверью промежутку смарагдового, каменного полотна стен и потолка струились тонкие да паче мощные, золотые ветви того дерева усыпанные трёхлапными листками обведёнными по кромке смаглыми паутинками. На полу же поместилси ражий, златой ствол, от оного во усе стороны расходились не столь широки ветви, плавно перьтекающие выше на стенки и свод. Посередь палаты расположился дужистый, невысокий, деревянный столище, накрытый свёрху тонкой, васильковой скатёркой, понизу увитой изумительно хупавой вышивкой зекрыми нитями разных низеньких трав, чапыжника и цветов. На скатёрке были вустановлены здоровущие тарели, края которых, в отличие от небольших бероских с приподнятыми боками, гляделись плоскими. И на кажной таковой тарели поместилась всяка снедь. Во высоких глиняных да серебряных бочковатых с пережабиной под горлом, носом и ручкой кувшинах було, чтой-то налито. От изрядных по виду мис и плошек, иде колебались густы навары, увысь подымалси мудреватый, белый пар. По усей палате витал приятнейший дух варённого, жаренного мяса, овощей да неповторимый аромат пошеничной выпечки. Стоило токась мальчику войтить у палату и втянуть у собе ту чудну пахучесть итьбы, от коей забурчал голодный животь, и закружилась глава, як позадь него сызнова зашептал Рама: