Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

Неприют гора была ражей, и почитай до средины на ней зрилась густа стена зелёной нивы, по виду дерева те напоминали бероские яблони, а выше того гая, уплоть до макушки, гляделись вяще привольны места, поросшие, верно, травами и цветами. Потомуй как даже отседова виднелись чудны таки светозарны пятна цветов… то жёлтых, то голубых, а то и вовсе рдяных. Наскоро перькусив, и положив маленько итьбы у котомку к Красу, иде ужо покоились две пусты кубыни для воды, робяты попрощававшись с расположившимися под деревами у подножия Неприют хребта беросами и полканами, направились вверх у горищу. Чичас же итить стало тяжко, оно як Рам воказалси прав, гора была крута, и так как тудыличи некто не хаживал ни зверьё, ни люди густота высоких, буйных трав мешала скорому продвижению. И хотя животинки на горушке не зрилось, обаче вдосталь обитало там усяких птиц, трель каковых, то прерывистая, то продолжительно-звонкая, то переливчатая наполняла лес, и слухалась, як казалось Красу и Бориле, со усех сторон махом. У той пуще, в основном, росли могутные и крепкие яблони, на коих висели с кулак зелёно-красные с залащенными боками яблоки, кудырявые, раскидистые вышни, начинающие по маленьку скидывать к долу листву, дюжие груши с нежно-жёлтыми плодами и ащё каки-то иные дерева, доселе невиданные робятами, одначе не меньче своих шабров высокорослые с ражими у обхвате стволами. Под деревами стояли часты, ноли по пояс робятам, травы. Они теснились плотной стеной перьплетаясь меж собой до того кучно, чё продратьси скрозе них было неможно. Крас, абы облегчить ходьбу вынул из ножен свой меч, и направил его на травы, и те, пужливо, вздрогнув тут же раступились, приклонив свои мощны стебли к оземи, словно почуяв дарованную энтому оружию силу духов леса. И путь тадыличи стал намногось легше, а робяты пошли ходчее. Созерцая таковой придивный край и, судя по сему, волшебный, впитавший в собе сказочность духов Борилка жёлал було вкусить у тех ядрёных с наливными боками яблочков. Одначе Крас ему тогось не спозволил, гутарив чё у энтом месте и яблочко мочь несть каку-никаку зачурованность… от каковой у отрока могуть отнятьси ноги, али помутнеть разум. Мальчуган хотел было потешатьси над той молвью, да токмо Крас у то сице балякал… по-сурьёзному, и при том, пугающе зыркал у него очами, шо Борила решил усё ж согласитси с довадами парня, и не стал трогать тех изумительно-соблазнительных плодов, которые не раз, точно проверяючи шедших, склонялися прямёхонько к их лицам, и удивительно втак покачивались на тонких ветоньках. Гора кажный миг становилась усё круче, и круче, обаче млады ноги мальца и парня не знали устали, шагаючи бойко, не востанавливаясь на перьдых, ступаючи на пригнувшиеся пред мечом стебли трав напоминающих пошеничку, рожь и овёс бероских пожней, тока с махунечкими колосками, тонкими метёлочками да ярко-зелёного, почитай смарагдового цвету. Трава на маленько клонилась пред Красом, ащё чуток давала ходу Бориле, и лишь стоило тому убрать обувку с ейных стеблей, не мешкая подымалась, вдругорядь казуя ту саму непроходиму городьбу. По, той, зелёной ниве шли довольно таки долзе, а посему притомилися. Оно аки теплота летнего красна солнышка не просто сугревала, но и покрывала кожу робят мельчайшей паморосью пота.

Несмолкающее щебетание птиц, по мере подъёма выспрь то деялось оглушительней, то наоборот вроде как стихало, а кадыличи упереди стало проглядывать последнее рядье деревов, невысоких вышень, певуны и вовсе утихли… Да и самих их вжесь больче не зрелось у поднебесье, васнь тама, выше по склону горы, летать им було не позволительно. А пред Красом и Борилкой предстала живописная зекрая полстина трав с разбросанными по ней цветами. У те самы, цветики располагались чудными такими однородными полосами. По первому махонистой полосой проходили нежно-голубые рядья купавок, оные ищё кличуть звончики, синельки аль голубки с изящно склонёнными пятилепестковыми венчиками густо укрывающими оземь так чё и самой зелени не зрилось. Про евонтов любый беросами цвет который растёть у еланях, кулигах, по брежинам рек, да у тенистых оврагах ходить много усяких поверей, водно из таковых, чё у ночь на Купалу можно услыхать вельми чарующий перьзвон купавок, дарующий радость на увесь год. Следом, за рядьями звончиков, стелилась полоса белоцвета. У то ужотко гляделись паче высокими, чем синельки, цветы овые из них доходили Бореньке до стана, и нежно касались его сыромятного пояса своими крупными, почти у длань ширшиной головками. Их, важные, жёлтые корзинки венчали долгие белые язычковые лепестки. Средь эвонтих мамаев цветов прятались иноредь и сувсем махунечкие солнечники с ноготок не больче, пузато выпирающие уперёдь смаглыми корзинками, будто выказывая их Асуру Ра. А за рядьями белоцвета зачинались чреда васильков, да токась у то были не просто синие цветы али голубы як те каковые росли на просторах пожней и еланей бероских… у то смотрелись цветы до зела дивной раскраски. Такового ядрённо— кумачного цвета, насыщенного и лучистого, поразившего, своей яркостью, робят вступивших у полосу, отчавось сразу же зарябило у их очах. Васильки промаж того, точно задавали какой чудной пляс. Маленько склоняючи свои тонки стебельки вони едва касались друг друга соцветиями, засим трепетали нежными едва выглядывающими ветоньками, которые держали ащё зеленоватый, нераскрывшийся цвет. Робяты узрев то чудно колебание цветов обмерли от вудивления на месте, и начали озиратьси, оно як им почудилось ктой-то невидимой рукой провёл свёрху по у тем цветикам, принудив их кивать им. А посем нежданно подле ног парня ищё неприлёгший рядь цвета резво заколыхалси, на чуть-чуть вони прильнули к землице-матушке, да у том не был повинен зачурованный меч, и сиг опосля также шибко испрямилися… Нанова дрогнули, и туто-ва ж послышалси со усех сторон разом тихий, дребезжащий смех, вроде как ктой-то подтрунивал над замершими робятами. Крас торопливо направил меч впредь и описав евойным остриём окрестъ собе полукруг, негромко молвил Бориле, стоящему прямо за ним:

— Борюша подь ко мне… Мальчик и сам опешивший от увиденного и услыханного, встряхнул головой и вупершись взором у лицо обернувшегося парня, поспрашал:

— Эт…чавось тако?

— Эт… — да токмо Крас не вуспел ответить. Потомуй как унезапно, у тот потешающийся над робятками, смех увеличилси в зычности да точно отхлынул волной от кумачных соцветий васильков и на малеша кажись наполнил горны просторы…напитав их тем звуком, а посем также нежданно смолк. И як токмо смех стих, замерли и васильки, выпрямив свои стебли, перьстав двигать лепестками и листочками. Ищё морг вкруг робят витало отишие, да чудилось тадыличи словно обмер и сам воздух, и направивший свой солнечный воз к краю Бел Света Асур Ра недвижно обхвативши златы поводья, не смеючи понукать могутными, пылающими смаглым жаром волами, судя по сему, пужаясь за таких масеньких деток, застывших на Неприют горе. Боренька также аки и Крас принялси озиратьси, вон повертал голову направо вызарилси удаль васильковой полосы, вудивлённо повёл плечьми, ужо дюже ноне припекал Ра, так чё ни раз приходилось вутирать струящийся со лба пот. Засим также неспешно смахнул дланью с туповатого кончика широкого носа крупну каплю водицу, зависшу тама, и повернул голову улево, да тут же обомлел… Оно як прямо на него и парня шёл вельми высокий ветроворот. Эвонто такой вихрь отрок видал лишь зимой, кадыкась завируха закидывала, заметала оземь снегом и до зела сильно лютовал Позвизд. Обаче днесь, то явилси совершенно чудной ветроворот, похожий на облачный, вихорчатый столб, дюже широкий у обхвате, токмо чуток суженный в основании землицы… при ентом уходящий у небесну высь, и прям-таки соприкасающийся с лазурью безоблачного неба, оченно махонистым жерновом. Ветроворот двигалси по васильковой пожне навстречу к робятам, стремительно и со стороны казалси словно исполняющим какой-то чарующий пляс. Во время того плясу он выхватывал соцветия васильков, срезая их, и опоясывал ентими цветиками свову облачну поверхность. А ищё зрились Борилке на слегка загнутых, напоминающих перьевых коней, со длинными кудлатыми гривами, лоскутках облаков восседающих малюсеньких, прозрачных духов, будто деток годков двух али трёх.