Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

А маленько погодя, кадыличи показалось, шо эвонтов полёть николиже не прекратитьси, и холод ужесь полностью овладел им, на груди его чуть затеплилси зачур Валу. Легохоньки лучи, точно утреннего света, растяклись по коже и коснулись знак Велеса, и он нежданно-нечаянно, яро запылал да пробив холст рубахи выбросил уперёд свои широки зелёно-голубы полосы, шибко пыхнув тем светом у расшалившихся Гарцуков. Духи без задержу звонко заверещали, а малец абие ощутил чё вон завис на месте, перьстав кружитьси по коло. Вихорчатый ветроворот ходче скользнул управо и мальчик углядел под собой ярко-синие с марным отливом поле. Ноне он висел не меньче чем в косовой сажени от землицы. И лишь тока ветроворот покинул Борила, як он чичас же дрогнул усем телом и полетел униз, плюхнувшись грудью прям у цветочну поросль, бойко при том стукнувшись руками и животом об енту твёрду земну поверхность. На миг перед очами отрока замелькали таки крошечны капельки света, васнь маханьких самоцветных каменьев, усяких цветов: и чермных, и синих, и зекрых, и смаглых. Боренька тягостно так дохнул и неторопясь поднялси с оземи, вусевшись на примяту поросль трав сракой, да чуточку проморгалси, изгоняя те самы самоцветны камушки, прерывчато потряс головой. Опосля ж того зябко повёл озябшими плечьми едва прикрытыми изодранной рубашонкой, которые усё пока нежно согревали лучи заходящего красна солнышка, да огляделси. Вон сидывал у сочной сине-марной полосе цветов, оные беросы величали астрой, почитая и любя тот необычный с крупными соцветиями цветик. Гутаряли бероски предания чё кадый-то сам Род, из далёкой Поселенной прислал у Бел Свет ентов дивный цветик, схожий со звёздным светилом. Внегда на рассвете Асур Ра осветил своими живительными лучами тот цвет, чё назвали астра, и он распустилси, открыв миру свою купавость, из недр его вышла Богиня— Злата Майя, жинка Асура Вышни и мать Крышни. Чуден цвет астры, чудна его упавость и нежность дивных краевых язычковых лепестков, одначе изумительно и само величание астра— кое значить Бог сотворимый солнцем. Борюша всмотрелси у те колышущиеся соцветия астры, каковые и упрямь тонкими лепестками напоминали сине-марную звезду и повертал голову улево туды, кудыкась уплёлси ветроворот. Но ни закрутеня, ни последствий оставленных им, у виде пригнутой поросли трав, оторванных соцветий не зрилось, словно усё шо токась произошло с мальчиком просто ему почудилось.

— Крас! — вспомнив про парня, гикнул мальчуган и мигом вскочил на ноги, потирая разодранные плечи, иде право калякать, вжесь не текла кровь, а проглядывали лишь ссадины. Обаче як и ветроворота, неиде не примечалось Краса, верно утянутого Гарцуками.

— Крас! Крас! Крас! — наново завопил отрок и сложил руки у дуду пред устами, шоб звук вулётал как можно дальче. Токмо парень не откликалси, а зов ко нему порхал по усему взгорью, подымаясь ввысь да спускаясь удол.

— Идеже ты Крас? Идеже? — простонал пужаясь за судьбу парня мальчик, и вдругорядь загамил слегка дрогнувшим гласом, — Крас! Крас!

Крас!

— Не полошись добрый молодец, — молвил позадь Борила чей-то вельми нежный, приятный голосок. — Жив твой соратник.

Отрок вуслыхавши ту молвь не мешкая поверталси и увидал позадь собе на высоком соцветии тёмно-марной астры, небольшу с ладошку, горящую алым светом девицу. У той девицы на спине поместились похожие на лебединые крылушки. Станом дева— дух была до зела худа, а може стройна, у то Боренька не спонял, лицом вельми упава со тонкими чертами, и точно подведёнными рдяными губами. Длинны волнисты волосья укрывали усё её, по-видимому, оголённо тельце. Дух утак лучисто светилси алым светом чё эвонто сияние накрывало собой не токась цвет на коем девица стояла, но озаряло, захватывая уполон, и други соцветия, меняючи на них окрас, отчавось казалось то Асур Ра поднялси поутру и розовой неширокой межой осенил Бел Свет.

— Ты кто така? — изумлённо поспрашал мальчонка, не сводя зачурованного взгляду с лица духа и стараясь рассмотреть какого цвету ейны очи.

— Я… — протянула задумчиво девица и малёхо склонила головёшку на бок, словно любуясь мальцом, а посем нежданно ейны глазёнки увеличились у несколько разов и полыхнули у сторону Борилки чудным таким лучисто— смаглым переливом. — Я…— сызнова проронила она, — дух-любовной страсти, ей-ей. «Вон оно чё, — подумкал про собе отрок, разглядываючи тако дивно таращенье очей духа. — Так эвонто пред мной Вытарашка… Дух— любовной страсти, каковой утак воно полыхнёть во сторону человека своими очами, да абие опалит евойну душеньку страстьми, а разум лишит рассудка».

— Ты, Вытарашка, — продолжил свои мереканья ужось услух мальчишечка.

— Агась… агась… Вытарашка, — больно довольным голоском прогутарила девица. — Верненько ты мово имечко назвал. — Дух на чуток смолк и покачал туды-сюды головушкой, так чё заколыхались ейны плавые волосья, слегка приоткрыв оголённо тело, а у сторону Борилки дохнуло каким-то сладковато-медовым ароматом. — Парень с каковым ты ноне сюды поднималси, — льстиво добавила Вытарашка, — жив… не полошись добрый молодец… право молвить, ей-ей, не скоренько ты егось взвидишь… не скоренько… Да то не евось бёданька, а твоя, ей-ей.

— Чавось… — взволнованно повторил мальчик, услыхав те непонятны пояснения Вытарашки и сердце его унутри груди аж подпрыгнуло, вспужавшись за Краса. — Як утак не скоро взвижу? А кудыкась вон подевалси?

— Ну… оно можеть он ищё у ветровороте парит… ха…ха… Ей-ей парит… — изрекла Вытарашка, и прескверно сице, хитренько загаганила, вдругорядь выпалив у мальчугана широко раскрывшимися и будто выпучившимися упредь смаглыми, почитай тёмно-жёлтющими глазёнками. — Оно парит вон у ветровороте, по коло кружить… ей-ей вертить, катаеть его там…Ведь Гарцуки свову жертву так быстренько из рук коротюсеньких не упустять, покамест вдоволь над ним ни на базгальничают, ни на шебутяться… Опосля того иде-нить бросят, не век же, ей-ей… не век с собой егось такова борова носить… нешто им он нужон. Бросють там, поближее к подножию, абы ему не надоть було долзе тащитьси униз… И девица махнула своей тонкой ручоночкой удол, указав на подошву Неприют горы. А Борюша проследив за движением ейной рученьки, зекнул на склон взгорья который отседова, с вышины, живописалси весьма дивной выровненной зекрой полстиной с мелькающими по ней здоровущими пежинами усяких иных ярких раскрасок.

— Так чё не полошись… вони его волей-неволей, ей-ей, тудысь швырнуть, — отметила девица и унезапно чудно так просияла вулыбкой, вжесь точно радуясь чему-то. — Так чё не стоить за него озабочиваться… ты луче за собе порадей… за собе… Оно як, верно, знашь ты… ей-ей, знашь, чем грозить среча с Вытарашкой…