Шимун Врочек - Фатум. Самые темные века [сборник litres]

«А свой стеклолет так и не зарядила, – мелькнуло в голове. – Умру, и никто не узнает, как именно».

– Вышвырните их в лес! Вышвырните-е-е!!!

– Молчать, женщина, – глухо пророкотало рядом, и перед теткой-крикуньей вырос староста. – Все умолкните. Отойдите! Если уж на то пошло, то гостей наших приютил я. Я дал добро, я за них и отвечаю. Или меня тоже – в лес?

Он оглядел односельчан, но все отводили глаза. Тогда староста продолжил:

– Вы хоть бы головой подумали, прежде чем глупость кричать. Хотели бы они наш поселок спалить, ушли бы тихо ночью, а не бегали и не разбивали акведук.

– Теперь еще и акведук чинить, – прошипела тетка. – Все огороды затопит.

Староста зыркнул на нее из-под густых бровей, и она, скривившись, умолкла.

А между тем стремительно светлело, и внизу, на подступах к поселку проступили тени, зазвучали голоса. Гости шли, даже не скрываясь.

«Бадс, – подумала Тома. – Ему нужна только я. Возможно, я упрошу его не трогать поселок. Взять только меня…»

Ага, согласится он, как же!

Кто угодно другой – но не Бадс. И не тот, кто пошел по его пути.

Стеклолеты лишают тебя собственной жизни. Огнекамни забирают нечто большее. Напрочь выжигают душу. Потому-то их секрет и похоронили на многие годы. Пока Бадс не раскопал.

Тома оглянулась на Нилу и увидела, что та отошла за храм, а в руках ее пылает зеленый огонь. И вдруг паленой шерстью запахло.

– Что ты… – Тома не успела договорить.

Теней стало больше.

Перед теми, что брали поселок в кольцо, выросли новые – более крупные, гибкие и грациозные. И первые отступили. Потеряли строй, зашатались бестолково, будто овцы с пути сбились.

Люди зашептались, многие попадали на колени – толстая тетка-крикунья среди первых.

– Кошки Царицы-по-крови…

– А разве они есть?

– А это что, по-твоему?

– Я же говорил, Она нас защитит!

– Ты про Царя говорил.

– Да насрать, кто из них…

– Смотрите, они уходят!

И правда, первые тени некоторое время постояли, сбившись в кучу, еще несколько раз попытались подойти к поселку, а затем медленно отступили в лес. Вторые же до самого вечера сторожили поселок. А потом растаяли во тьме. Враг больше не возвращался.

А в доме Нилы спал Дым, и неясно было, лучше ему или нет.

Вернувшись под кров лекарки, Тома первым делом бросилась к нему, сжала холодные ладони. Обернулась к Ниле.

– Уйми тревогу, – устало выдохнула она. – Верну я тебе его. Сейчас только отдохну чуточку. И…

– И выращу новое стекло удачи? – закончила за нее Тома.

– Не разумею, о чем ты. Я трав заварить хотела.

Тома подошла к ней, взяла за руку.

– Я же все видела. Ты вызвала кошек Царицы!

– А помогла мне ты – шерсть принесла.

– Но ты и раньше защищала поселок. Отводила от него беду. И выхаживала больных. И стекла твои ни на что не похожи. А ты… – Тома осеклась, заглянула лекарке в глаза. – …ты можешь остановить войну? Сколько нужно стекол? Может, я смогла бы…

Нила покачала головой, высвободила руку.

– На поселок меня и то еле хватает. На тех, кто рядом. Или, думаешь, ты первая, кто мечтает о большем?

– Тебе никогда ни в чем не везло… – пробормотала Тома.

– Ступай, отдохни. И если догадалась о чем-то, о том не болтай.

Спустя четверть луны Тома и Дым шли по дороге, уводящей от поселка невезучей лекарки. Дым вдыхал горячий летний воздух, благодарил Царицу и даже немножко Царя за то, что может идти и дышать. Прикидывал, когда они доберутся до своих, когда он вернется в строй, снова возьмется за оружие. И думал: как же славно, что вот прямо сейчас воевать не надо, а можно просто идти за руку с любимой женщиной и радоваться летнему теплу. И хоть ненадолго забыть о войне.

Уже на пороге, прощаясь, Нила вложила в ладонь Томы зеленый кристаллик – на удачу, а еще – записанный стеклолет.

– Я их не очень умею делать, – улыбнулась лекарка смущенно, – но посмотри, как отойдете подальше.

И они посмотрели. Вечером, на привале.

Маленькая светловолосая девочка держит в руке зеленый кристаллик. Они у нее получаются, хотя давно уже не получались ни у кого. Ее научил прадедушка. Он многих учил, но вышло только у Нилы. Она знает, что этот кристаллик даст ей удачу в любом деле, какое бы ни задумала. Она всегда хотела красивое платье, как у соседской Маришки. И хотела, чтобы яблоки в саду у мамы росли большие-пребольшие, а не крохотные, словно вишни.

Но сильнее всего она хотела, чтобы прадедушка еще пожил немного. А то чего это он? «Наконец-то кристаллы ожили, можно и умереть». Как же это так?

И Нила жгла кристаллы один за другим, пока еще они поддерживали жизнь прадеда… А потом заболела любимая собака. А потом друг подросшей Нилы едва не остался без ноги. Он не знал, почему нога чудом зажила, он вскоре и думать забыл о Ниле, но она ни разу не пожалела о сделанном. А потом брату понадобилась удача в трудной дороге. Он справился, но Нила за это время разбила оба колена и долго хромала. Она могла бы быстро залечить ноги, но старушка-соседка вдруг ослепла… А еще вдове с соседней улицы было нечем кормить детей – перемерли все цыплята…

Она не знала, как именно, но раз за разом чувствовала, где именно нужны ее кристаллы.

А яблоки в саду так и остались не больше вишен. И платьев красивых у Нилы никогда не было.

И все, что она могла, – выращивать зеленые кристаллы. Но их никогда не хватало на всех, кому так хотелось помочь.

Тома вскочила на ноги:

– Я возвращаюсь.

Дым хмыкнул, тоже встал и заглянул ей в глаза.

– И чего это ты удумала?

– Она же их всех спасает. А они… Они ее ни в грош не ставят! Зовут невезучей. Да они же не разумеют, кто она, что делает для них. Они же не знают ничего!

Тома лихорадочно затолкала в дорожный мешок подаренное Нилой одеяло, запихала в котомку остатки скромного ужина.

Дым покачал головой, скрестил руки на груди.

– А ты, значит, придешь и все это им на голову вывалишь, да?

– Они должны знать! Они должны все знать! – Тома была готова расплакаться.

– Счастье мое, – Дым приобнял ее за плечи, – вспомни, о чем ты спросила Нилу, когда узнала о стеклах удачи?

– Не может ли она закончить… Стой! Ты же спал! Ты беспамятный был. Ты не мог слышать!

– Беспамятный не беспамятный, а все же повтори.

– Не можешь ли ты закончить войну, – прошептала Тома и отвернулась.

– Теперь понимаешь? – встряхнул ее Дым. – Думаешь, ты одна такая? Ее же на куски разорвут.

Тома молча кивнула. И, кусая губы, принялась распаковывать одеяло.

– Вон он! И ребенок с ним.

– Да тихо ты! Не маши руками, как флюгер. Хочешь, чтобы он тебя заметил?

Джос, прижимаясь к холодным камням стены, осторожно выглянул из-за угла. Альта была права: не дальше чем в двадцати шагах от них он увидел высокого жреца, укрытого плащом с капюшоном. Рядом с ним, держась за руку, вышагивал маленький мальчик. На вид ему было не больше десяти. Деревянные башмаки, потертые штаны, пузырящиеся заплатами на коленках, и свободно болтающаяся засаленная курточка с надорванным рукавом ясно говорили о том, что вряд ли во всем городе найдется хоть один человек, которому есть дело до ребенка.