Дин Лейпек - Это все придумали люди [СИ]

Я продолжала смотреть на дверь.

Сандр сказал, что там находилось самое страшное из всего, что он когда-либо видел. Но страх предполагает опасность. Нельзя бояться того, что не опасно.

— А мы сможем оттуда вернуться? — спросила я тихо.

Ручка матово поблескивала в равнодушном свете ламп.

— Конечно, — невозмутимо ответил Сандр. — Мы можем проходить туда и уходить обратно сколько душе угодно. Хотя я не думаю, — добавил он, снова внимательно глядя на меня, — что ты когда-нибудь захочешь туда вернуться.

— Но ты же уже бывал там, — возразила я, — а теперь идешь снова?

— Мне нужно показать это тебе.

Дверь была безукоризненно белой и при этом неприятно бледной на фоне невыразительной светлой стены.

— Идем, — сказала я. Он кивнул и сделал шаг в сторону.

— Открывай.

Я подошла, осторожно положила пальцы на ручку — и тут же отдернула. Металл оказался обжигающе холодным, кожа слегка прилипала к нему, как на сильном морозе.

— Открывай, — повторил Сандр, и я невольно вздрогнула от того, как напряженно звучал его голос.

Стараясь не обращать внимания на жгучий холод, я нажала на ручку и открыла дверь.

За дверью не было ничего.

Нет.

Не так.

За дверью было Ничто.

Огромное, необъятное, подавляющее своей абсолютной отсутствующей массой. Невидимое, черное и при этом мертвенно бледное, светящееся несуществующим синеватом светом, идущим из самого сердца этой Пустоты. Это Ничто было совершенно неподвижным, и при этом оно не переставало шевелиться, закручиваться, сгущаться, поглощая все новые и новые вселенные. Ничто было совершенно бесшумным, и эта тишина гудела у меня в голове, как рев урагана, как страшный шум двигателей, как свист рассекающих воздух огромных лопастей.

Ничто было квинтэссенцией небытия, и его отсутствие, всепоглощающее и неумолимое, оказалось самой реальной вещью, которую я когда-либо ощущала в своей жизни.

Рука примерзла к ручке двери, за которую я по-прежнему держалась, пальцы впились в ледяной металл. Неожиданно откуда-то появился звук, странный, противный, назойливый и при этом почему-то страшно подходящий абсолютной Пустоте передо мной, но исходящий явно не от нее…

Что-то дернуло меня, резко отрывая прилипшую к ручке кожу на ладони, а потом меня толкнуло, рвануло вперед — и я выпала в темноту, в нормальную, привычную, настоящую темноту ночи, и упала на что-то твердое и восхитительно настоящее, противный звук стал еще громче и назойливее — и в этот момент я поняла, что стою на коленях и страшно, нечеловечески вою.

То, что толкало и дергало меня, вдруг сильно схватило за плечи, и в следующее мгновение я поняла, что это просто-напросто руки Сандра.

— Ш-ш-ш-ш, — тихо бормотал он, а я все пыталась перестать выть и начать хотя бы просто всхлипывать. — Тише, родная. Все хорошо. Все в порядке. Прости. Все хорошо.

— Что это, — заговариваясь и запинаясь, прошептала я, — что это было?..

Он не ответил, а только поднял меня и перехватил так, чтобы я могла вжаться в его пальто. Мое лицо стало совершенно мокрым, и слезы продолжали стекать по щекам, даже когда я как будто бы уже успокоилась. Голова болела — мы вышли в реальность, и еще никогда эта боль не приносила мне такого чувства облегчения. Боль была существованием. Боль была подтверждением и доказательством бытия.

Мы стояли на какой-то темной, безлюдной улице, у меня раскалывалась голова, шел дождь, противный мелкий дождь, обжигающий кожу холодной волной при каждом порыве ветра.

Впервые в жизни я по-настоящему осознала, какое же это бесконечное счастье — просто быть.

— Так что же это все-таки такое?

Сандр ненадолго повернул ко мне голову и, вероятно, посмотрел на меня, но непроницаемые стекла его очков не давали мне увидеть ничего, кроме собственного отражения, такого же спокойного, бесчувственного и стрекозоподобного. Солнце светило нещадно, отражаясь волной горячего белого света даже от темных поверхностей.

Сандр притормозил, сворачивая с хайвэя на второстепенное шоссе.

— Ничего, — ответил он наконец.

Я еле слышно раздраженно вздохнула. Он отвечал так уже в пятый раз.

Узкая дорога вилась между эвкалиптов, отгораживающих ее от тянувшихся по обеим сторонам полей. Сандр остановился на широкой травянистой обочине. Мы спрятались сейчас в тени, но сквозь деревья дул сильный горячий ветер. Приборная панель равнодушно показывала тридцать пять градусов по Цельсию.

— Это действительно… Ничего, — повторил Сандр, поднимая очки на лоб и теперь совершенно точно глядя на меня. — Настолько Ничего, насколько это вообще возможно, я думаю.

Я осторожно приспустила свои очки на кончик носа и выразительно посмотрела на него поверх стекол. Все это я поняла и сама.

— Ты знаешь, откуда появились пространства? — внезапно спросил он меня.

Я слегка приподняла брови.

— Я считала, что они существовали всегда. Разве нет?

— Нет.

— Тогда как они появились?

Сандр некоторое время молчал, а я пыталась прикинуть, на сколько жизней впереди меня он при этом находился. Я уже успела понять, что расстояние между нами измерялось отнюдь не шагами.

— Существуют события, разрывающие реальность, — заговорил Сандр, а его глаза при этом были такими же темными и непроницаемыми, как стекла очков. — Например, убийство. Любое убийство разрывает реальность ненадолго — но все-таки обычно у мироздания остается время, чтобы срастись обратно, залатать себя. Но в последнее столетие человечество очень хорошо научилось убивать. Настолько хорошо, что у мира уже не хватает сил восстановиться. То, что ты видела — это дыра в реальности. Огромная Пустота, в которую постепенно из мира уходит весь смысл, все его существование. А вокруг этой дыры нарастают псевдореальности, потому что мир все еще пытается собрать себя обратно, все еще пытается зарастить эту рану. Только это не рана. Это гангрена.

Горячий ветер шелестел длинными твердыми листьями.

— Ты хочешь сказать, что все пространства собраны вокруг… этого? — спросила я тихо и невыразительно.

— Да. Как маленькие пузырьки пены вокруг одного большого пузыря.

— Почему тогда я ни разу на него не наткнулась?

— Потому что мы все инстинктивно избегаем этого места. Мне понадобилось очень много времени и сил, чтобы научиться его находить.

Я поняла не сразу. И судорожно вздохнула, когда осознание наконец пришло.

— Ты часто там бываешь, — это был не вопрос.

— Периодически, — сухо заметил он, снова опуская очки на глаза и выворачивая с обочины на дорогу.

Теперь меня совершенно не удивляло, что он спокойно переносил в реальности головную боль. Человек, который способен добровольно вернуться в это место… Нет. Постоянно возвращаться в это место.