Беттина Белитц - Поцелуй шипов

Тем не менее я не сожалела ни об одном из наших прикосновений, потому что вся жалкая победа ничего не значит, если её нельзя закрепить вот этим. Мы стали трофеями друг для друга, он для меня, я для него. Мы для нас.

Когда всё закончилось, и Колин позволил мне развязать ремень, после чего крепко обнял, его голод вернулся так быстро, что мы оба отпрянули друг от друга, испугавшись его силы и интенсивности. Под глазами Колина уже начали образовываться голубоватые тени, полыхающие опасным холодом, а его кожа покрыла мою морозной дрожью.

— Вот та причина, из-за которой я никогда не прощу её. Она продолжает на меня влиять, всегда и везде, — прорычал Колин.

— Что ты имеешь в виду? Она ведь мертва!

— Она продолжает влиять, потому что создала меня, как демона! Я её выродок! — Одним движением он встал, стряхнув меня при этом, как надоедливую муху, оделся, взял Луиса из сада, запрыгнул на его спину без седла и уздечки и ускакал в ночь.

— Мне это ненавистно. Знакомо, но так ненавистно. Так ненавистно, — прошептала я, потому что, оказавшись в полном одиночестве подумала, что не смогу вынести этот беспощадный провал нашей согласованной близости. На одно мгновение всё стало бессмысленно, наша любовь, наша близость, всё наше существование. Бессмысленно и ничтожно. А я думала, что смогу прийти в себя? Как же у меня получиться, когда мой парень Мар?

Я приняла душ, одела через голову платье и вбежала в дом, потом по лестнице наверх на чердак, где Тильманн лежал теперь один, потому что Джианна последовала моему примеру и прокралась к Паулю. Возможно у них не было секса, но он мог обнимать её, всю ночь прижимать к себе, и чёрт, мне тоже этого хочется. Я не смогу спать в одиночестве. Теперь, когда Тесса мертва, я по крайней мере, могу вернуть моих друзей. Я не вынесу того, чтобы ещё одну ночь оставаться помойной в себе, без всякого шанса почувствовать близость другого существа. Не спросив, я залезла к Тильманну под одеяло, но когда он проснулся и узнал меня, то так быстро отпихнул, что я потеряла устойчивость и упала на пол.

— Что это будет, Эли?

— Я больше не заразна! Всё хорошо. Мы выжили! Ты можешь снова говорить со мной…

— Я не это имею ввиду. У тебя только что был секс, и ты после этого заползаешь в мою постель? Я не твоя тряпка для вытирания ног!!

— Но я…

— Никаких но! Разве никто из вас не думает, как я себя чувствую между двух парочек? Женщина, которую я любил умерла из-за меня! Я её убил! А потом ты спишь со своим парнем, после того, как я одну неделю, без какого-либо уединения, должен был обитать в одной комнате с двумя сумасшедшими, пахнешь ещё его спермой и залезаешь ко мне в кровать?

— Закрой свой придурковатый рот! — закричала я в ответ. Беспощадная откровенность Тильманна была хуже, чем любая пощёчина. Мои щёки горели от смущения. — Это тебя совсем не касается!

— Верно, Эли! — Верно. Я презрительно фыркнула. Верно, он уже звучал, как его отец. Господин Щютц тоже всегда так говорит. Верно. — Это меня не касается, поэтому я не хочу, чтобы ты была здесь! Ты не можешь использовать меня в качестве замены будущего любовника, так, как тебе подходит! Ты не в моём вкусе, уже забыла? — Сердито он бросил свою подушку в стену.

— Я никогда на это так не смотрела, никогда! — взвыла я рассерженно. — Я думала, что мы друзья! — О Боже, ещё одно такое банальное изречение. Я могу выразиться и получше и должна сделать это. — Только что я просто хотела… я должна была, я… — Нет, я не могу подобрать слова. И пламенный взгляд Тильманна сказал, что не стоит даже и пытаться. — Тогда поцелуй меня в зад, — фыркнула я и выскочила из комнаты, снова вниз по лестнице и в моё собственное царство, обособленное от других, где дрожа, стала ждать скорпиона и смогла заснуть лишь тогда, когда он на рассвете подполз ко мне и начал переливаться жёлто-ядовитым цветом в свете заходящей луны.

Мне казалось, будто он единственное существо на этой земле, которое меня ещё понимает.

Он укусит лишь в том случае, если я этого захочу.

Я жива, было моей первой мыслью, когда я проснулась на следующее утро. Слава Богу я жива. И буду ещё долго жить.

Я открыла глаза. По диагональной позиции, с которой солнце светило через ставни, я поняла, что должно быть уже позднее утро, но остальные казалось ещё спят. Не было слышно человеческих звуков, только приглушённый рокот моря, шелест белых тополей, и как всегда, пение цикад.

Я сама соблюдала тишину. Моё дыхание текло бесшумно и мягко через вздувающиеся лёгкие. Сердце билось со спокойной регулярностью, чтобы сохранить то, за что я про себя, всё ещё как в молитве благодарила: мою жизнь. Не щупая, я знала, что мои лимфатические узлы окончательно приобрели свою нормальную, здоровую величину. И не только это: мои мышцы были готовы к работе, но расслаблены, разум ясен, все органы находились на нужном месте и делали, без лишнего труда, свою работу; совершенное взаимодействие, чьи процессы я почувствую лишь тогда, когда они будут нарушены. Я ощущала небольшой голод, но это мне вполне нравилось по утрам, потому что тогда есть хороший повод встать и начать день.

Я вспомнила, что случилось ночью, а также моё мучительное одиночество. Но потом я заснула, плача и с подушкой в руках, чтобы по крайней мере представить себе, что кто-то меня обнимает, и ещё прежде чем совсем отключилась, перед моими глазами появился Гриша, и в этот раз всё было по-другому. Уже последние сны о нём не причиняли такой боли, как раньше, как будто моё подсознание стало более снисходительным. Этот сон даже сделал меня счастливой, потому что я чувствовала успокаивающую уверенность в том, что кто-то, кто меня знает, находится рядом, постоянно с улыбкой охраняет, почти как ангел-хранитель. Страж над моей душой, который следит за тем, чтобы никто меня слишком сильно не обежал. Я отдалась этому чувству, пока слёзы медленно не высохли и была награждена сладким, спокойным сном. Я не обманывала себя: здесь никого не было. Потому что кому бы здесь быть? Колин отпадал, он не смог бы так быстро насытиться, чтобы ещё в течение ночи вернуться. Другие тоже отпадали. Наверное, это всего лишь таинственные чары, которые для нас готовит сон; я сталкивалась с этим явлением не в первый раз. Однако таким благотворным оно ещё никогда не было.

Я переключила внимание с живота и конечностей на лицо. Никакого чувства напряжения между и над глазами. Оно было таким гладким, как озеро, губы расслаблены, кожа мягкая. Несмотря на слёзы, которые я пролила сегодня ночью или именно благодаря им. Мне было это знакомо из прошлого. Иногда я чувствовала себя как заново рождённой, после того, как плача, засыпала, как будто рыдания отсортировывали старый, безотрадный балласт и освобождали место для нового, которое начнётся прямо сейчас и сможет сделать меня другим, лучшим и более уравновешенным человеком.